Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

не думала исчезать. Она все еще липла к роскошным Олиным волосам и блестела пятнами на ее одежде. Ольга не искала новую работу, не искала будущего мужа, не стремилась влюбиться или хотя бы как-то изменить жизнь. После увольнения она поплыла по течению. Спускала деньги на бары, ночные клубы, дорогие покупки. Бесконечно болтала с подругами или валялась дома на диване перед телевизором за просмотром сериалов. Нет в жизни ничего более питательного для рутины, чем сериалы.

Пока Ольга не делала ничего, чтобы выбраться из рутины, – вязкие щупальца окутывали сначала ее квартиру, а потом принялись за нее саму. В какой-то момент Ольга перестала выходить из квартиры. Она заказывала еду на дом, покупала вещи в Интернет-магазинах, даже нашла себе работу на удаленке. Ольга крепко врастала в диван. Еще немного, и она превратилась бы в кокон.

Тогда-то я и решил действовать.

Я пришел под видом курьера. Когда Ольга, не сразу узнав меня, открыла, я ворвался в квартиру. У меня не было хлороформа – да он и не действует так, как показывают в фильмах, – но зато были нейлоновые стяжки и скотч. Я повалил Ольгу на пол, потому что некогда было объяснять, связал, заклеил рот и оттащил в комнату.

О боги, какой же грязной и вонючей была эта комната! От запаха рутины меня чуть не стошнило. Но с Ольгой тоже было далеко не все в порядке. Она погибала, и я стал действовать решительно.

Я спросил, хочет ли Ольга умереть быстро, или лучше сначала ее изнасиловать? Включил запись на телефоне, изображая форменного маньяка. Удалился, пританцовывая, на кухню и вернулся с ножом. Я коснулся ее шеи лезвием, провел до ложбинки между грудей и слегка надавил, едва разрезая кожу. Ольга стонала, корчилась и мычала. А рутина слетала с нее струпьями, как и было задумано.

Тогда я великодушно пообещал, что не убью ее (и не собирался, в общем-то, Глеб, даже в мыслях не было), снова ушел на кухню и растолок три таблетки от депрессии. Заставил Ольгу выпить. Сказал, что приеду вечером и мы продолжим.

Ожидание страха смерти – лучшее средство от рутины, помните?

– И ты вернулся? – спросил Глеб. Мы перебрались на кухню.

– Еще бы. Я стал приходить к ней каждый день. Кормлю, убираю, вожу в туалет. Она лежит на диване и ждет меня.

– Давно?

– Вторую неделю. Она первая в моем списке тех, кого надо спасти. – Я показал Глебу один из блокнотов. – А дальше пойдем по офису. Марьиванна из бухгалтерии, Катя и Коля из отдела продаж. Еще пятеро из логистики. Петрович из грузоперевозок. Все они погрязли в рутине. Дом, офис, дом, дети, жизнь от зарплаты до зарплаты, пятничные пьянки, субботнее похмелье, однообразные маршруты на работу и с работы. Надо избавляться.

– И ты сам все это придумал? Про спасение человечества, про великую цель в жизни? – Глеб принялся возбужденно ходить кругами, запустив пальцы в волосы.

– Мы с Маринкой.

– Как же скучно я жил! – сказал Глеб. – Какие же мелкие у меня были желания… А я не решался, не думал расширить границы…

– В том-то и суть! – подхватил я. – Всего-то нужно пугать людей! Всех, понемногу. Разнообразно. Заставить выйти из зоны комфорта!

Глеб остановился у холодильника, разглядывая магнитики с фотографиями.

– Господи, какая же милая у тебя дочь, – пробормотал Глеб хрипло. – Хочешь, я угощу ее леденцом на палочке? Вкусности для детей – это мое хобби!

Что-то с его голосом было не так. Я развернулся – слишком медленно – и увидел, как взбудораженный, трясущийся от напряжения Глеб хватает со стола кружку и кидает в меня. Я увернулся, кружка со звоном разбилась о стену, но Глеб уже бросился через стол, ударил кулаком меня в нос, и внутри головы что-то будто сломалось! Потом он цепко схватил за ворот, уронил на пол.

Я пытался сопротивляться, но Глеб был явно сильнее. Он бил меня головой о пол, сев сверху. Удары сыпались один за другим.

Кулак Глеба с хрустом выломал несколько моих зубов, рот наполнился кровью. Я потерял сознание.

Мне бы хотелось сказать, что все закончилось плохо. Например, что я пришел в себя в отделении полиции или на больничной койке, перетянутый вдоль и поперек ремнями. Что полицейские нашли Ольгу и она дала на меня показания. А Глеб рассказал бы всем историю про мою жену и блокноты, в которых есть личные телефоны, адреса, привычки, расписания жизни почти двухсот человек. Это было бы очень плохо, не спорю. Я бы или сидел в тюрьме, или принудительно бы лечился. Я бы, возможно, перестал видеть рутину, потому что психологи что-нибудь сделали бы с моими мозгами. Я бы признал, что сошел с ума, а вернее – мы вместе с женой сошли, но она успела сбежать из этого мира, усугубив мое положение.

Я бы стал тихим и послушным, прожив остаток жизни с твердым убеждением, что поступил неправильно.

Плохо, безусловно. Но этого не произошло, потому что вышло еще хуже.

Я больше не могу вести записи, ведь я плотно перемотан стрейч-пленкой, а для верности перетянут скотчем. Предварительно меня раздели, и я лежу без движения днями, неделями, месяцами – может быть, прошел всего час, но время разломилось в моей голове, как скорлупа сгнившего ореха – и чувствую, как кожу разъедает полиэтилен. Могу только кричать (соседи не слышат).

Моя ошибка: я знал, где живет Глеб, выяснил его увлечения и интересы, но никогда не был у него в квартире. А ведь квартира человека много говорит о нем.

Стены панельной двушки Глеба были густо увешаны фотографиями маленьких девочек.

Глеб уложил меня в комнате без мебели. Тут были заколочены окна, а стены, потолок и пол обшиты звукоизоляцией. Он заставил выпить стакан воды с растворившимися таблетками от депрессии.

– В этой квартире можно кричать сколько угодно, – доверительно говорил Глеб, когда я наорался до боли в горле. – Спасибо тебе. Я понял, как надо жить и зачем. Очень, очень правильное решение. Ты мой кумир теперь. Образец для подражания.

Его взгляд задумчиво скользил по стенам, где кнопками, скотчем и синей изолентой были развешаны черно-белые распечатки и фотографии детей. Девочки смеялись, хмурились, плакали, играли с игрушками, катались с горок. Кажется, Глеб украдкой фотографировал их.

Чуть позже Глеб привез Ольгу и положил рядом. Мы кричали вдвоем. Умоляли. А Глеб поил нас водой с таблетками и иногда кормил вареными макаронами и пельменями.

Он говорил, что не хочет разлучать нас. Ведь Ольга стала для меня тем, кто