Все мертвые обретут покой - Джон Коннолли

Он двинулся вперед, глаза его горели жутким огнем:

— Ты не восстанешь из мертвых, Берд. И грехи, за которые ты умираешь, это грехи твои собственные.

Выстрел прозвучал, когда я двигался вправо к пистолету. Я почувствовал резкую жалящую боль в левом боку, когда в него вонзился шприц в алюминиевой капсуле, и тут же гулко застучали по деревянному полу приближающиеся шаги Вулрича. Я ухватился левой рукой за капсулу и с трудом выдернул из тела иглу. Доза оказалась чудовищной, и ее действие не замедлило сказаться. Я почувствовал это по тому, какого усилия стоило мне взять пистолет, но я стиснул рукоятку и попытался взять на прицел Вулрича. Он выключил свет.

Вулрич находился в этот момент в центре комнаты и не мог прикрываться Рейчел. Он переместился вправо: я заметил темную фигуру на фоне окна и выстрелил дважды. Последовал стон и вслед за ним звон разбитого стекла. В комнату проникла тонкая ниточка света.

Пятясь, я оказался во втором коридоре. Я пытался разглядеть Вулрича, но он словно растворился во тьме. Второй шприц воткнулся в стену рядом со мной, и мне пришлось отклониться влево. Руки и ноги налились свинцом и отказывались слушаться. Тяжесть наваливалась на грудь, и я чувствовал, что не смогу удержаться на ногах, если попытаюсь встать.

Я продолжал пятиться, хотя каждое движение давалось с неимоверным трудом, но я с предельной ясностью сознавал, что не смогу двинуться, если остановлюсь. Со стороны основной комнаты послышался скрип половиц и тяжелое дыхание Вулрича.

Он коротко хохотнул, но я различил в его смехе боль.

— Черт бы тебя побрал, Берд, — прошипел он. — Проклятье, как болит, — он снова рассмеялся. — Ничего, ты поплатишься за это, Берд. Ты и твоя женщина. Я вырву из вас ваши треклятые душонки.

Голос его доходил до меня, как сквозь вату или плотный туман, и это мешало определить направление и расстояние. Стены коридора треснули и распались, а из щелей потекла черная кровь. Тонкая женская рука с золотым ободком на безымянном пальце протянулась ко мне. Я видел, что тоже поднимаю руку навстречу, хотя чувствовал, что руки мои лежат на полу. Появилась вторая женская рука и легко замахала в воздухе.

— Берд...

Я отшатнулся, затряс головой, силясь прогнать наваждение. Затем две маленькие ручки появились из темноты, тонкие, детские. Я крепко зажмурился, закрыл глаза и скрипнул зубами.

— Папа...

— Нет, сипло выдавил я и с силой вонзил ногти в пол и давил, пока не услышал треск сломанного ногтя, и боль в указательном пальце. Боль была мне очень нужна. Нужна, чтобы перебороть действие кетамина. Я нажал сильнее на поврежденный палец, и от боли перехватило дыхание.

Вдоль стен продолжали бродить тени, но фигуры жены и дочери пропали.

В этот момент я начал сознавать, что коридор заливает красноватый свет. Моя спина натолкнулась на какую-то холодную и массивную преграду, которая медленно подалась, когда я надавил на нее. Холодная плита оказалась полуоткрытой дверью, обитой железом. Слева располагались три засова. Центральный, самый мощный, имел в диаметре не меньше дюйма, и на нем висел ему под стать здоровенный раскрытый замок. Сквозь приоткрытую дверь в коридор и просачивался тусклый красноватый свет.

— Берд, все уже почти кончено, — голос Вулрича звучал теперь совсем близко, но я по-прежнему не видел его. Мне представилось, что он дожидается за углом. Пока оцепенение окончательно не остановит меня. — Скоро препарат возьмет верх. Брось пистолет, Берд, и мы сможем приступить к делу. Чем раньше начнем, тем скорее закончим.

Я сильнее прижался к двери, и она раскрылась во всю ширь. Я отчаянно отталкивался от пола пятками: раз, второй, третий и остановился у стеллажей, что занимали стены от пола до потолка. Комнату освещала красная лампочка без абажура, свисавшая с середины потолка. Окна были заложены кирпичом, и кирпичная кладка осталась неоштукатуренной. Солнечный свет не имел доступа в этот каземат, чтобы осветить то, что здесь находилось.

Напротив меня, слева от двери, находился ряд металлических полок, державшихся на перфорированных рейках. На каждой полке размещались стеклянные колбы, а в них покоились, освещенные красным светом, остатки человеческих лиц.

Я поднял голову. Ряды колб тянулись до самого потолка, и каждая содержала обесцвеченные останки людей. Рядом у самой моей головы к передней стороне колбы прислонилось чье-то лицо, и, казалось, пустые глазницы стремятся заглянуть в вечность.

Я знал, что где-то среди этой массы хранится лицо Сьюзен.

— Как тебе моя коллекция, Берд? — Вулрич темной массой надвигался из глубины коридора. В одной его руке я разглядел пистолет, а в другой он держал скальпель, поглаживая поперек чистого лезвия большим пальцем, словно проверяя заточку.

— Стараешься угадать, где твоя жена? Она на средней полке, третья колба справа. Черт, Берд, ты сидишь почти рядом с ней.

Я не пошевелился и не мигнул. Мое тело неуклюже приткнулось к полкам, и его окружали лики мертвых. Мне подумалось, что скоро и мое лицо присоединится к ним, и мы навсегда останемся рядом: мое лицо, лица Рейчел и Сьюзен.

А Вулрич все шел и шел, и вот он уже стоял в дверях, поднимая пневматический пистолет.

— Берд, так долго не удавалось продержаться никому. Даже Ти Джину, а он был малый крепкий, — глаза его светились красным огнем. — Хочу тебя предупредить: в конце будет больно.

Палец его напрягся, и я услышал, как с сухим щелчком из ствола вылетел шприц. Острая боль пронзила грудь в тот момент, как я поднимал пистолет.

Моя рука выгнулась, и тени затуманили взгляд. Я давил на спусковой крючок, усилием воли заставляя палец двигаться. Вулрич понял опасность и двинулся вперед с поднятым скальпелем, готовясь полоснуть им меня по руке.

Спусковой крючок полз назад медленно, бесконечно медленно, и все движение вокруг замедлилось вместе с ним. Вулрич словно повис в воздухе, и лезвие в его руке описывало дугу, как будто двигалось сквозь воду. Он раскрыл рот, и оттуда вырвался звук, напоминающий завывание ветра в туннеле. Курок отодвинулся еще чуть-чуть, и палец застыл в тот момент, когда грянул выстрел, оглушительно громкий в замкнутом пространстве комнаты. Вулрича отделял от меня один шаг. Первая пуля попала ему в грудь, и он словно споткнулся. Мой палец заклинило на спусковом крючке, и все восемь последующих автоматических выстрелов слились, казалось, воедино. Пули одна за другой, пронизывая одежду, рвали его плоть, пока не опустела обойма. Разлетались стекла колб, разбитых прошедшими навылет пулями; пол покрыл разлившийся формальдегид. Вулрич упал навзничь, и тело его судорожно дергалось. Он смог еще приподняться, оторвать от пола голову и плечи, но свет уже мерк в его глазах. Потом он откинулся назад и больше не пошевелился.

Под тяжестью пистолета моя рука бессильно упала. Я слышал, как капает жидкость, ощущал себя в окружении мертвых. Издалека донеслись звуки полицейских сирен: чтобы ни случилось со мной дальше, Рейчел, по крайней мере, будет в безопасности. Я почувствовал на щеке легкое прикосновение, как будто невесомая нить осенней паутинки или последняя ласка любимой перед сном. И мне стало вдруг по-особенному спокойно. Последним усилием воли я закрыл глаза и приготовился ждать, когда придет полный покой и неподвижность.