Железная роза - Брижит Обер

Первое, что я почувствовал, когда пришел в себя, был запах гари. Поначалу я подумал, что Марта что-то оставила на огне. Потом осознал, что лоб мой покоится на какой-то твердой, гладкой поверхности. Я поднял руку и ощупал ее. Она оказалась круглой. Это был руль моей машины. На колени мне капала какая-то жидкость. Я сделал усилие, пытаясь увидеть, отчего брюки у меня стали мокрые, провел дрожащей рукой по колену, поднес ее к глазам: ладонь была красная.

Ценой неимоверного труда мне удалось поднять голову. «Ланча» врезалась в дерево. А запах гари шел из-под капота, откуда поднимались завитки серо-синего дыма. Я открыл дверцу и выбрался из машины. Ощупал лицо. Кровь текла из носа и раны на лбу. Звук мотора заставил меня повернуться, и я краем глаза увидел удаляющийся на большой скорости каштановый «форд».

Я чувствовал себя чудовищно слабым и пребывал в полном недоумении. Вытерев лицо рукавом, вытащил из багажника огнетушитель. Полил, не скупясь, мотор. У замка на холме был безобидный вид, но стоило мне на него глянуть, и у меня тут же начинало стрелять в голове. Я сел за руль и дал задний ход. Двигатель покашлял, но заработал. Повреждения оказались не такими уж страшными. Я поехал в направлении Женевы, высматривая станцию обслуживания; до нее оказалось меньше трех километров.

Хозяин, высокий, нескладный тип в замасленном комбинезоне, никак не откомментировал мой вид. Я оставил ему «ланчу» и взял у него напрокат старый «Пежо-104» такого лимонно-желтого цвета, что при одном взгляде на него уже начиналась оскомина. Еще денька два в подобном режиме — и я вполне дозрею до того, чтобы надолго стать пациентом четырехзвездной клиники милейшего доктора Ланцманна.

В Женеву я приехал в двадцать тридцать. Марта, увидев меня, перепугалась, но я ее успокоил, объяснив, что какой-то лихач врезался в меня и «ланча» в ремонте. Она помогла мне умыться и промыла рану. Я был до предела измотан и мечтал об одном — завалиться в постель. Тем не менее сперва я решил заглянуть в путеводитель по достопримечательностям Швейцарии. Замок Клаузен находился там, где ему и положено, недалеко от немецкой границы. Из короткой справки я узнал, что его последний владелец, Лукас фон Клаузен, шесть лет назад сломал шею, свалившись с лестницы. Едва я прочел «Лукас фон Клаузен», у меня возникло упорное ощущение, что я знаю это имя. Это было так, будто темный покров, натянутый у меня перед глазами, вот-вот разорвется под воздействием некоего фантастического напряжения. Марта обеспокоилась моим состоянием, но я сказал, что у меня просто болит голова. Она принесла мне таблетку, и я машинально проглотил ее. Я лег, но фамилия Клаузен, начертанная огненными буквами, горела у меня под веками. Почти сразу я заснул тяжелым, беспокойным сном.

Мне приснился любопытный сон. Как будто я во сне разговариваю, а преобразившаяся Марта наклонилась надо мной, подрагивая узким змеиным языком и вперившись мне в лицо фосфоресцирующими глазами. А потом я вошел в огромный, без мебели, бальный зал замка Клаузен со сверкающим паркетом и хрустальными люстрами. В нем торжественно вальсировали пары, но танцоры были голые — скелеты, лишенные плоти и лишь обтянутые кожей. Хозяин замка, лысый старик с жестокой улыбкой, протянул мне бесплотную руку с длинными когтями, но притом необъяснимо трогательную. И тут из пустоты возникла Марта, прикоснулась к нему семисвечником, и старик распался, превратившись в кучу отвратительных насекомых.

Весь в поту я проснулся от страшной жажды, во рту стоял горький вкус таблетки. Марта принесла мне воды, говорила успокоительные слова, но на миг мне почудилось, будто в глазах у нее горит сдерживаемое торжество. Это было совершенно нелепо, и я отогнал эту параноическую мысль. Первое, о чем я должен думать, — о Максе, который преследует меня, и еще надо иметь в виду этот таинственный каштановый «форд».

Снова заснуть мне удалось, только когда забрезжил рассвет.