Лазутчики - Лоренсо Сильва

— От этого мне сразу полегчало.

Конклин захихикал.

— Видимо, мне стоит сменить тему и поговорить о том помещении, в котором мы находимся. Как я уже говорил, Морган Карлайл постоянно заботился о модернизации инфраструктуры отеля. — Голос профессора разносился по огромному залу гулко, как по церкви. — Но он не внес ни единого изменения в проект интерьера. Если не считать чисто физических повреждений от времени, этот вестибюль выглядит сейчас точно так же, как и после завершения строительства — напомню, это был 1901 год. Конечно, мебель время от времени требовала замены, но ее внешний вид оставался прежним.

— Это какая-то шизофрения, — сказал Рик. — Снаружи это типичное здание арт-деко двадцатых годов. А меблировка чисто викторианская.

— Королева Виктория умерла в 1901 году, когда строительство «Парагона» подходило к концу, — провозгласил профессор. — Хотя Карлайл и был американцем, он чувствовал, что мир изменился, причем не в лучшую сторону. Внутри он воплотил стиль нью-йоркского особняка, в котором вырос. А внешний облик символизировал тот мир, который посещали его родители, а он не мог. Интерьер олицетворяет место, где он чувствовал себя в наибольшей безопасности.

— И впрямь шизофреник. Неудивительно, что отель не мог приносить прибыль. Он, вероятно, казался старомодным даже в день открытия.

— Вернее будет сказать, что он получил статус «тематического отеля». — Конклин указал рукой вокруг. — Поскольку интерьер продолжал сохранять тот вид, который получил в 1901 году, за прошедшее с тех пор время старомодность начала истолковываться как «исторический облик», а потом посещение отеля стали рассматривать как своего рода путешествие во времени в прошлое. Персонал носил униформу в стиле начала XX века. И фарфоровая посуда, и позолоченные столовые приборы, и меню оставались неизменными. В танцзале музыканты, одетые в соответствующие костюмы, играли музыку того периода. Все оставалось таким, как много лет назад.

Бэленджер задумчиво уставился в темный угол.

— Постояльцы, вероятно, испытывали ужасный шок, когда, поднимаясь в номера, включали телевизоры и видели, как Джек Руби стреляет в Ли Харви Освальда. Или бомбежку во Вьетнаме. Или уличные бои во время Демократической конвенции в Чикаго[7].

В 1968 году в Чикаго проводился съезд Демократической партии по выдвижению кандидата в президенты, во время которого в городе проходили массовые демонстрации против войны во Вьетнаме, весьма жестоко подавлявшиеся полицией. Хотя, может быть, Карлайл не позволял устанавливать в номерах телевизоры?

— Нет, на это он не пошел, хотя определенно телевидение было ему не по душе. Постояльцы не хотели забираться в прошлое настолько глубоко. Но к тому времени упадок Эсбёри-Парка зашел уже довольно далеко, и количество посетителей заметно сократилось.

— Да, чертовски печальная история, — протянул Бэленджер. — И что, объекты ваших исследований пребывают в столь же хорошей сохранности?

— Не столь часто, как мне того хотелось бы. Старьевщики и просто вандалы часто успевают очень сильно изуродовать здания прежде, чем я доберусь до них. Скажем, канделябр и мраморная колонна в виде дерева, стоящие около входа. Будь двери открыты, наркоманы давным-давно украли бы их. Стены были бы испещрены непристойными надписями. Поэтому за то, что отель находится в таком, можно сказать, прекрасном состоянии, необходимо воздать должное Карлайлу и его предусмотрительности. Взгляните на эти фотографии.

Группа дружно повернулась к стене, увешанной большими черно-белыми фотографиями. Под каждой из них имелась покрытая густой патиной от времени бронзовая табличка: 1910, 1920, 1930 и так до 1960 года. На каждом снимке был запечатлен вестибюль и одетые в вечерние костюмы постояльцы. И хотя помещение оставалось во всех деталях таким же, как на снимках, датированных более ранними временами, хотя стиль и расстановка мебели нисколько не изменялись, можно было сразу увидеть, какие резкие изменения совершала за каждый период мода: на одной фотографии мужчины ходили в костюмах с широкими лацканами, а на другой — с узкими, женщины красовались то в длинных, то в коротких платьях, то в обтяжку, то в свободных.

— Словно кадры из фильма, снятого замедленной съемкой. — Кора прохаживалась по вестибюлю, посылая луч света в самых неожиданных направлениях. — Правда, нет фотографии, которая относилась бы к девятьсот первому — году постройки «Парагона». А я могу представить этих людей рядом со мной. Неторопливо передвигающихся, спокойно разговаривающих. Шелестят платья. У женщин на руках перчатки, а в руках пляжные зонтики. Ни один мужчина ни за что не выйдет из номера без пиджака и галстука. На животах у мужчин цепочки, к которым прикреплены карманные часы, лежащие в жилетных карманах. У некоторых в руках трости. Другие надевают короткие гетры поверх ботинок, чтобы защитить их от песка на набережной. Входя в вестибюль снаружи, они снимают свои фетровые шляпы. Хотя, возможно, на курорте кое-кто из них позволяет себе небольшую вольность и носит соломенную шляпу-канотье. Подходят к столу портье...

Кора так и поступила.

Тем временем Рик подошел к двустворчатым входным дверям и осмотрел их.

— Как вы и говорили, профессор, внутри установлены металлические двери. — Он попытался открыть дверь. Безуспешно. Затем, перейдя к окну справа, он отодвинул сгнившую гардину, но поспешно отскочил, когда с карниза испуганно взвилась еще одна птица.

— Проклятье, весь пол завален птичьим дерьмом, — проворчал Рик. Теперь он пристально исследовал ставень за гардиной. — Тоже металл. — С большим усилием он смог отодвинуть засов. Молодой человек попробовал сдвинуть ставень, закрепленный на специальном полозке, но, как и с дверью, не преуспел. — Вы же говорили, что вандалы побили окна. Наверно, ролики намертво заржавели от дождевой и талой воды. Вот и прекрасно: никто не увидит свет наших фонарей.

— А если сюда случайно забредет охранник, он нас не услышит, — добавил Конклин.

Рик приложил ухо к ставню.

— Не слышу ни морского прибоя, ни грохота той железки на многоквартирном доме. Так что здание принадлежит нам. Но все-таки как же сюда попадают птицы?

Раздался громкий звон.