Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

Пропадать – так хотя бы честно и смело, а не юля и мямля, как последний трус, решил Крейц, и произнес то, что просилось на язык:

– Так ведьмак он, товарищ майор. На нем прямо крупными буквами написано. Смотрите, как бы не проклял вас. Такой если проклянет – даже советская медицина будет бессильна…

Майор переглянулся с другим особистом, коротко кивнул, снова посмотрел на Крейца:

– Вас переводят в эпидемлабораторию. Все инструкции завтра получите.

– Служу Советскому Союзу, – только и сумел произнести Крейц, деревянной рукой взяв под козырек. Куда больше он опешил от неожиданного «вы», чем даже от самой новости.

Так и получилось, что в документах его, простого военфельдшера, внезапно произвели во врачи-эпидемиологи. Выдали отнюдь не эпидемиологические инструкции – отпечатанные очень ограниченным тиражом невообразимые брошюры, для написания которых явно использовались старые книги наподобие тех, что имелись в библиотеке Варвары Николаевны: как прогнать расшалившегося духа, как опознать и обезвредить ведьму, как снимать заклятья… Так и началась его новая служба – и его новая война.

«За что ты воюешь?.. Твой народ далеко, твоя земля нетронута, все, кто был тебе дорог, мертвы, у тебя здесь ничего нет.

Никого и ничего».

Теперь, на новой должности, времени для размышлений у Крейца стало куда больше.

«Так что тебе здесь нужно? Оставь всех их мне. Я заберу их с собой. Пусть их тела питают землю.

Мою землю.

Мою родную землю».

* * *

Едва рассвело, Крейцу привели нескольких пойманных по окрестным деревням жителей – вообще, местных оставалось на удивление мало, видимо, большинство успело далеко уйти. Через переводчика Крейц, плохо владевший немецким, расспросил их об этом городе: слыхали ли что о его жизни и обычаях, об отравленных водоемах. Однако деревенские ничего не знали, и непохоже было, что они врут. Еще Крейц внимательно всех осмотрел, паре человек, вызвавших некоторое подозрение, приказал раздеться, в том числе одной девушке (остальные женщины жалобно вытаращили глаза). Но никаких характерных знаков на телах этих двоих не нашел и велел одеваться. До умопомрачения накачанные нацистской пропагандой относительно «красных извергов», немки поверить не могли, что все так просто закончилось.

После Крейц в сопровождении Володьки и нескольких самых наблюдательных бойцов отправился поглядеть окрестный лес – в надежде найти потайные тропы, особые знаки на деревьях, ровно-круглые поляны – хоть что-нибудь, указывающее на злую волю, царившую в этих краях. А ведовская злая воля всегда себя проявит, потому что она противна природе – и человеческой, и природе вообще, – так, помнится, учила Варвара Николаевна.

– Ребята рассказывали, иной раз в дом заходишь, а немка уже сама юбку задирает и на постель ложится, мол, что угодно, только не убивайте, – сказал Володька, пока они шли по еще совсем темным, не отпускавшим остатки ночи улочкам в сторону моста. – Вот как они напуганы. И кое-кто из наших этим пользовался, ну потому что вроде как все по доброй воле… условно говоря.

– Хоть ты в это не лезь, – сухо сказал Крейц. – Потерпи уж до победы, свободных девчонок дома тьма будет.

– Я и не лезу… Но до победы еще дожить надо. Муторно мне как-то. Всю ночь редкостная дрянь снилась, – пожаловался Володька.

– А шепот чей-то не чудился? – насторожился Крейц.

– Именно шепот и снился, проклятый. Всю душу вынул. Самую пакость со дна взбаламутил…

– Плохо. Кто-то очень сильный тут засел. Как бы нам теперь его выкурить?

Они миновали горбатый каменный мост и остановились на лесной опушке. Совсем не было слышно птиц. Тихо журчала отравленная вода за спиной – с сегодняшнего утра от реки шел гнетущий и привязчивый запах тухлой рыбы. Редкие островки ноздреватого снега цветом напоминали рыбье брюхо, оттаявшую землю устилала гнилая прошлогодняя листва. В низинах между ветвей таяли клочья серого тумана. Наверняка и туман отравлен, подумал Крейц, – если и соваться в него, то только в противогазе.

– Вот ни за что не поверю, что те селяне про веники в здешней церкви ничего не слышали, – сказал Володька.

– Да запросто, – задумчиво откликнулся Крейц. – Городишки тут натыканы как грибы после дождя – и думаешь, кто-то из жителей сильно любопытствует, что делается в другом таком же маленьком городишке? Небось, некоторые тайны тут спрятаны получше, чем какое-нибудь старообрядчество в отдаленной сибирской деревне…

Оборвав себя, он прислушался. Сквозь далекие раскаты артиллерийских залпов и близкую стылую тишину со стороны зарослей пробивался дрожащий детский голосок, старательно и фальшиво выводивший какую-то незатейливую народную песню, – и это было самое дикое, что только возможно было сейчас услышать.

– Пошли, – одними губами произнес Крейц, скорее знаками приказав следовать за собой. – Тихо.

Пригибаясь под низкими ветвями, ступая как можно осторожнее, двинулись вперед. Туман рассеялся, но в лесу было сумрачно и мглисто. Сучковатые ветви корявых дубов сплетали над головой грубую сеть; ноги скользили по переплетению мокрых корней, что сплошь увили землю. Узловатые, вспученные корни напоминали набрякшие вены на старушечьих руках. Нехороший лес. Старый, больной. Много мертвых ветвей с бледными бородавками лишайников. Где-то здесь и прячется то, что следует найти, Крейц чувствовал. Где-то здесь…

– Чур мое тело, чур моя кровь, отойди, отступись, с нами Бог, – на всякий случай чуть слышно забормотал он, всматриваясь в серый просвет между кривых дубовых стволов.

Ребенок был виден издалека – лет шести, круглая белая голова и ярко-красная вязаная кофта с чужого плеча, мальчишке чуть ли не до колен. Немчик раз за разом заводил один и тот же куплет, все тише, быстро сбивался и принимался хныкать и звать мать.

– Потерялся малец, – заметил один из бойцов постарше. – Может, заберем его с собой, товарищ лейтенант? Худо будет, если в лесу замерзнет.

– Погоди, – вскинул руку Крейц. – Может, выведет куда. Давай понаблюдаем.

Мальчишка кружил на месте, явно без определенной цели. Солдаты ждали, рядом раздражающе сопел вечно мокрым носом Володька.

– Хватит уже швыркать, – шикнул на него Крейц. Происходящее нравилось ему все меньше. Может, действительно, изловить немчика да убираться отсюда? Хоть и мелковат парень для расспросов, но, может, расскажет хоть немного о том, кто его сюда притащил – или потерял здесь, – или что-то еще…

– Слышите, о чем он поет? – сказал вдруг Володька. – Перевести?

Крейц прислушался – и даже его небогатых познаний в немецком хватило, чтобы различить и понять:

Король с королевой родили детей,

Растили они четверых сыновей:

Первый – радовать мать,

Второй – отцу помогать,

Третий – отчизне служить,

А четвертый – землю кормить…

– Ловим, – скомандовал Крейц бойцам, – и убираемся отсюда. Да поживее!

Солдаты пошли окружать мальчишку.