Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

class="p1">Мои дети, закрыв глаза, скользили по полю в безумном подобии танца. А мужики, совершая противоестественные кульбиты, наносили друг другу страшные травмы. Тела стали неподвластны владельцам – с ними будто затеяла кукольный спектакль неведомая сила.

Тр-р-рах! Щербатый ударил головой в затылок мужика с тощими ногами – вновь захрустело, кто-то взвыл. На миг мне показалось, что из моих маленьких футболистов образовалась зыбкая фигура распластанной твари, похожей на медузу, а сбившиеся в живой и беспокойный ком мужики вдруг угодили ей в желудок. Они бились, извивались, обливались кровью и жидкостями из распадающихся тел, напарывались на торчащие обломки костей, а сотканная из дрожащей красной паутины медуза их деловито переваривала. У красноносого полезли из орбит глаза – на него с двух сторон навалились изогнувшиеся как скрепки соратники. Мяч катался по полю от расплющиваемых тел к моим маленьким футболистам – и мне чудилось, что это была бегущая по призрачной медузе кровь.

Одного из бухоновских игроков медленно вдавливало в другого; как корка перезревшего арбуза лопалась кожа, красная мякоть мышц сплеталась с бурым жиром и орошалась кровью, нежно соприкасались трубочки сосудов и лохмотья сухожилий. В этом было что-то неуловимо интимное – два организма дружно создавали новый. Если бы это увидел мой покойный отец, он бы не поверил, что ненавистными петушками вдруг стали его заводские кореша.

Бухонов выбежал на поле, заорал, и тут же ему в колени с чудовищной силой врезалось бесформенное тело. Я разглядел смятую голову, похожую на покалеченную шапочку гриба; из месива лица торчали зубы. От удара ноги Бухонова неожиданно легко переломились, как будто были хрустящими хлебными палочками. Что-то брызнуло из растрепанных штанин прямо на мясистые сучки культей.

Влетевший в тренера мужик посмертно оказался выдающимся защитником – Бухонов Виктор Борисович опростал кишечник.

Дополнительное время

Я шел со стадиона, никто за мной не гнался. Да и с какой бы стати? Внезапно сошедшие с ума, искалечившие и поубивавшие друг друга заводские мужики никак не могли быть связаны с незаметным юношей, в свободное время тренировавшим малышню. Здесь, куда скорее, был замешан этанол.

На мгновение я задумался о том, что же станет теперь с моими подопечными, какая их ждет судьба, но тут же загнал эти мысли глубоко под воображаемый стол: это не моя забота. Разве Кандинского волновала судьба красок, оставшихся после завершения картины?

Стояла чудесная погода – весна прощалась добродушным пением птиц, приятным ветерком и нежным шелестом листвы. Я спешил на вокзал, в кармане лежал билет на поезд до Москвы. Оттуда самолетом я должен был лететь в Испанию – в волшебную Каталонию. Денег за проданную квартиру хватало на путешествие с лихвой. За два года я сносно выучил испанский и был уверен, что справлюсь с собеседованием на должность помощника тренера в детскую команду великой футбольной империи «Барселона». Вряд ли у них нашлись бы другие кандидаты, так много знавшие о тактике, стратегии, истории и поэтике футбола. А если бы и нашлись – что ж, я мог бы сомкнуть нужные линии даже во время просмотровой игры.

Барселона… Я читал, что тамошний архитектор Антонио Гауди видел каждый камушек, кусок гранита и комочек штукатурки в необычном цвете.

Я знал, что все получится. Сперва младшая группа, потом постарше, академия, второй состав… А после, через пять лет, десять, двадцать – не важно, – я сяду на тренерскую скамейку стотысячного стадиона, будет волшебный день, как и сегодня, и воздух загудит от предвкушения финала, и миллионы жаждущих искусства глаз по всему миру устремятся на сказочно-зеленое поле. И я не подведу.

Я занял свое место в вагоне. Над соседней полкой висела зеленая табличка с белыми выпуклыми точками, прямо над ней небольшой паук плел сеть – как будто наносил линии на футбольный газон: круги, прямоугольники, сектора. В мягком свете закатного солнца паутина казалась красноватой.

Поезд умиротворяюще постукивал колесами, я засыпал, а в голове моей о чем-то спорили, ругались и кричали отец, Бухонов, Дрыня, мать и другие забытые и давно уже чужие голоса.

Яна Демидович. Уха из петуха

Васька издевалась над последним творожным сырком: цепляла ногтем изюминки и кидала на пол, кормя воображаемого кота. Солнце тянуло к ней лучи, рождая искорки в тусклых, как больной цыпленок, волосах. Высвечивало грязное платье и линолеум, усыпанный темным, будто куриный помет, изюмом.

– Апа! – обрадовалась Васька, ощутив на макушке отцовскую ладонь.

Иван улыбнулся.

– Доброе утро.

Оно вовсе не было добрым, но дочь, пятилетняя дурочка, не могла и не должна была об этом знать.

Иван достал овсянку и стал готовить нехитрый завтрак. Вскоре на кухню влетела жена. Влетела – и, разумеется, сразу наступила на изюм, который он позабыл убрать.

– Ай! – подпрыгнула Алиса. – Дура, что с едой творишь?!

– Ама? – моргнула Васька.

– Ма-ма! Сколько раз тебе повторять?

– Сколько надо – столько и повторять, – укоризненно сказал Иван. – Она не виновата, что такой уродилась.

– Ах, не виновата?! Конечно, не виновата. Виноват ты, Курицын, ты! Это в твою родню она тупая!

– Хватит, – поморщился Иван. – Ваську пугаешь.

– Это она меня пугает!

– Еще бы, в таком платье. Постирала бы!

– Я его вчера стирала! Чуть лак не облез! Я не обязана обстирывать ее каждый день. Хочет ходить как чушка – пускай ходит!

Иван вздохнул. Кто мог знать, что красотка его мечты станет такой стервозной? Что едва не погибнет в родах и больше не сможет иметь детей? Что так и не сумеет полюбить дочку?

Однако он все равно любил жену. А что касалось дочери…

Эх, Васька… Ее легкая умственная отсталость была ерундой по сравнению с болезнями, от которых страдали другие дети.

Но с этими детьми возились их любящие мамы. Алиса же, которой приходилось работать на дому из-за маленького и недоразвитого ребенка, занималась им скрепя сердце. Принимая клиенток, пришедших сделать «ноготочки», она всякий раз боялась, что Васька, предусмотрительно запертая в детской, начнет бузить. Такое и правда случалось – но редко.

– Ты куда? – нахмурился Иван, когда Алиса стала собираться.

– К Ане. Работать.

– Погоди. Она же сама к тебе ходит!

– Ходила. Но теперь я могу делать маникюр клиентам на дому. Ты же, – Алиса бросила на него презрительный взгляд, – безработный. Можешь посидеть с дочерью.

Иван покраснел.

– Лис… Я найду работу. Обещаю.

– Ага. Ты мне много чего обещал, – безжалостно отозвалась Алиса, а он вспомнил тот ужасный вечер, когда пришел из трудинспекции. В тот день Иван и еще десяток парней, устав от задержки зарплаты, бросили работу в цеху и пошли жаловаться. А потом…

Никто не думал, что предприятие