Секрет Юлиана Отступника - Грег Лумис

Гостиница «Альфонсо XIII»,

17:30 (тот же самый день)

Из дома Дона Хаффа Лэнг позвонил в полицию, но там ему сказали, что инспектора Педро Мендесо, занимающегося этим делом, нет на месте, и вернется он только после сиесты, примерно в восемнадцать часов. Магазины в городе тоже закрылись, и вообще вся жизнь прекратилась на четыре часа. Так что Герт и Лэнг вернулись в гостиницу. Но перед тем как уснуть, повинуясь злокозненному синдрому смены часовых поясов, они занялись любовью — самозабвенно, с громкими криками, разносившимися, как подозревал Лэнг, по всему коридору. Но ни ему, ни ей не было до этого ровно никакого дела.

Насытившись, они уснули, а проснулись свежими и голодными.

— Я позвоню номерным служанкам, да? — предложила Герт.

— В обслуживание номеров. Нет, лучше давай куда-нибудь пойдем, — откликнулся Лэнг из ванной, сильно отличавшейся в лучшую сторону от подобных помещений в большинстве европейских гостиниц.

Здесь можно было спокойно стоять, а не скорчившись в три погибели и кое-как поливать себя водой из душа. Тут же он вспомнил, что это немецкое слово — Dusche. Закончив мыться, Лэнг облачился в роскошный халат и вышел в комнату, где Герт как раз закуривала первую за день сигарету.

— А стоит? — спросил он.

— Ты же куришь сигары, — отозвалась она, помахивая спичкой, чтобы погасить огонек.

— Ну… раз или два в месяц.

— А твои сигары в пять или в шесть раз больше, чем мои сигареты. Я выкуриваю одну-две в день; получается то же самое, верно?

В ее построении где-то имелась логическая ошибка, но Лэнг не мог сказать, где именно. По крайней мере, ему удалось уговорить ее курить меньше — прежде она выкуривала по пачке в день. Если Герт не бросит совсем, то не сможет прожить с ним настолько долго, чтобы стать следующей миссис Лэнг Рейлли. Впрочем, пока он не слишком преуспел насчет того, чтобы склонить ее к браку. Ее, кажется, полностью устраивало нынешнее положение; во всяком случае, она говорила, что все и так прекрасно. И в этом ее построении Лэнг тоже не смог обнаружить никакой логической ошибки.

Через считаные минуты они выходили из такси перед зданием, выполненном в стиле, общем для всех диктаторских режимов 1930-х годов. Такие строения Лэнг не смущаясь называл фашистским модерном. Они миновали рамки металлоискателя, появившиеся за последние годы во всех официальных заведениях мира, и полицейский в форме сказал им, где найти инспектора Мендесо.

На улице все еще сияло яркое солнце, но благодаря задернутым шторам в комнате стояли искусственные сумерки. Подсвеченная слабым светом настольной лампы худая фигурка поднялась из-за стола, протянула руку и произнесла: «Buenos dias». Благодаря узкой щели между шторами в лица вошедших бил ослепительный свет, а вот лицо хозяина кабинета оставалось в тени, и посетители его почти не видели. Лэнг был уверен, что освещение было намеренно устроено именно таким образом.

Испанский этикет требовал перед тем, как перейти к делу, немного поговорить о погоде, о том, как и где устроились Лэнг и Герт, об их впечатлении от Севильи, а также выслушать советы инспектора насчет местных ресторанов. Узнав о том, что его гости прилетели на частном самолете, инспектор, похоже, поспешно внес изменения в свои рекомендации. Лэнг предположил, что полицейский, самое меньшее, удвоил в уме ту сумму, которую американцам предстояло заплатить за обед.

В качестве совсем уж исключительного дипломатического жеста инспектор вынул пачку сигарет и вопросительно посмотрел на Герт. Та кивнула и вынула собственную пачку. Лэнг, совершенно не знавший испанского, покорно приготовился нюхать удвоенную порцию чужого дыма. Вернее, вдыхать.

Инспектор перегнулся через стол и галантно поднес Герт зажженную позолоченную зажигалку. Потом пододвинул ей через стол дешевую стеклянную пепельницу и лишь после этого спросил по-английски с сильным акцентом:

— Так чем я могу быть вам полезен?

Хотя бивший прямо в глаза свет вечернего солнца не позволял Лэнгу разглядеть лицо полицейского, можно было заключить любое пари на то, что он оценивающе разглядывает Герт.

— Мы по поводу убийства Хаффа, — сказал Лэнг. — Его дочь попросила нас войти в курс дела.

— П-ф-ф-ф! — Лэнг не смог понять, что означало это фырканье, иронию или недовольство. — Ох уж эти американцы. Они смотрят слишком много телевизионных детективных программ и считают, что каждое преступление можно раскрыть через шестьдесят минут, не учитывая рекламных пауз. Думаю, что даже в вашей стране преступления так быстро не раскрывают.

— Конечно нет, — согласился Лэнг. — Но ведь женщины — существа эмоциональные. Поэтому мисс Хафф трудно понять скрупулезность, с какой работаете вы сами и ваш отдел. Если бы вы оказали мне любезность и рассказали о ходе дела, чтобы я мог успокоить оставшуюся в одиночестве дочь моего старого друга…

— Скрупулезность?..

— Старательное изучение всех подробностей преступления, — пояснила Герт, стряхнув пепел в пепельницу.

Лэнг отметил про себя, что нужно выражаться попроще. И без того вести беседу на чужом одному из ее участников языке было довольно трудно. А использование необычных слов могло бы даже рассердить испанца.

— Да, мы работаем очень старательно, — подтвердил инспектор и продолжил на не слишком правильном английском: — Видите ли, у нас здесь, в Севилье, да и во всей Испании, убийств происходит меньше, чем, скажем, в одном вашем Нью-Йорке. Почти всегда, если hombre…

— Человека, — перевела Герт.

— …человека убивают, это случается из-за того, что он выпил лишнего с каким-нибудь другом. Еще женщины, карты и тому подобное, ну вы понимаете? Наркотики, конечно. Бывает, хотя и редко… когда человек забирается в дом, взять… украсть… его застают… он убивает, чтобы убежать. А здесь, у мистера Хаффа, кажется, не было украдено ничего, кроме бумаг… Очень, очень трудное дело, это убийство. Это было… как это у вас называется? То, что делают ваши гангстеры…