Белая дорога - Джон Коннолли

Я сердился на Эллиота, но еще сильнее злился на себя. Дело явно непростое, но взяться за такое мне было бы не впервой. Если б я сидел и ждал чего полегче, я бы, наверное, умер с голоду или сошел с ума. Пару лет назад я бы двинул в Южную Каролину не раздумывая, но теперь у меня была Рэйчел и я снова собирался стать отцом. Мне давался повторный шанс, и я не хотел, не имел права рисковать.

Незаметно для себя я возвратился к машине. На этот раз я вынул из багажника спортивную сумку и с час, не щадя себя, работал в зале, пока не зажгло мышцы и не пришлось сесть на скамью, свесив голову и превозмогая приступ тошноты. Тем не менее на обратной дороге в Скарборо улучшения я не чувствовал, а стекающий с лица пот был потом больного.

О сегодняшнем звонке мы с Рэйчел толком не перемолвились до вечера, пока не сели ужинать. Мы были вместе вот уже год и семь месяцев, хотя из них под одной крышей всего лишь два, и то неполных. Среди моих знакомых хватало таких, кто смотрел на меня теперь другими глазами, словно удивляясь, как человек, потерявший при жутких обстоятельствах семью, может по прошествии трех неполных лет взять и начать все заново, дожидаясь появления своего ребенка в мире, породившем кровавого убийцу, который растерзал у этого несчастного жену с дочерью.

Но если бы я не пытался начать все сначала, если бы не тянулся к другому человеку в надежде создать новую прочную связь, то получилось бы, что Странник — нелюдь, лишивший меня самых близких людей, — одержал верх. Я не мог изменить того факта, что от его рук пострадали мы все, но я отказался быть его жертвой до конца своих дней.

И женщина — та, что сейчас со мной, — была по-своему, неброским образом необыкновенна. Она углядела во мне нечто достойное любви и взялась выманить это нечто из глубокого сокровенного места, куда оно ушло, чтобы уберечься от дальнейшего урона. Она была не столь наивна, чтобы полагать, будто может меня спасти; вместо этого она добилась, чтобы я захотел спасти себя сам.

Узнав, что беременна, Рэйчел была в шоке. Признаться, потрясение мы испытали оба, но нам уже тогда казалось, что тут кроется какая-то правомерная предопределенность, позволяющая нам вглядеться в свое будущее с некой спокойной уверенностью. Иногда казалось, что решимость завести ребенка словно внушена некой высшей силой, а нам остается лишь не отступаться и, как говорится, получать удовольствие от процесса. Хотя слово «удовольствие» Рэйчел наверняка пришлось бы не по нраву. В самом деле, кому, как не ей, доводилось сполна ощущать эту странную, непривычную тяжесть во всех движениях с того самого момента, как оказался положительным тест на беременность; кто, как не она, в беспокойстве наблюдала, как полнеет в непривычных для себя местах; кого, как не ее, я на исходе одной августовской ночи застал плачущей за кухонным столом от страха, печали и изнеможения; кто, как не она, вскидывалась теперь как часы ни свет ни заря; и кто, как не она, теперь сидела, бережно положив руку на живот и чутко, со страхом и радостным недоумением вслушиваясь в паузы между ударами своего сердца, словно слыша в эти моменты, как в ней постепенно растет комочек одушевленных клеток.

Особо сложными для Рэйчел были первые три месяца. Потом она нашла в себе новые запасы энергии, при первых шевелениях ребенка, как будто подтверждавших: то, что зреет внутри нее, уже не абстрактное будущее, а все четче осязаемое настоящее.

Я тихонько смотрел, как Рэйчел пилит ножиком стейк, прожаренный настолько символически, что, не будь он удерживаем вилкой, тут же сиганул бы к двери. Рядом с ним на тарелке лежали картошка, морковка и нарезанный кабачок.

— А ты чего не ешь? — спросила она, жуя.

— А ну, место! — скомандовал я своему стейку вместо ответа и бдительно прикрыл тарелку. — Ишь, скотина. — Слева Уолтер встревоженно повернул ко мне голову. — Это я не тебе, — сказал я ему, и он завилял хвостом.

Рэйчел, прожевав, указала пустой вилкой на меня.

— Это все из-за сегодняшнего звонка. Я права?

Я кивнул и, повозившись для вида с едой, рассказал ей историю Эллиота.

— Он в беде, — заключил я. — И любой, кто поможет ему против Эрла Ларусса, тоже в ней окажется.

— А ты знаком с этим самым Ларуссом?

— Нет. Знаю о нем только то, что рассказывал Эллиот.

— Что-нибудь плохое?

— Да не то чтобы… Вообще, что может быть плохого в человеке, прибравшем к рукам девяносто девять процентов богатства штата? Ну запугивание, ну подкуп, ну подозрительные сделки с недвижимостью, ну стычки с Агентством по защите окружающей среды по поводу загрязнения рек и земель — вполне обычная история. Брось камень в вашингтонское болото, и наверняка угодишь в кого-нибудь из подпевал Ларусса в Конгрессе. Что в принципе не ослабляет его боль от потери дочери.

В голове мелькнул образ Ирвинга Блайта, который я тут же прихлопнул, как комара.

— А Нортон уверен, что его клиент не убивал?

— Похоже, что так. В конце концов, он забрал дело у первоначального юриста, а затем еще и внес за парня залог — а Эллиот не из тех, кто рискует своими деньгами или репутацией без всяких на то оснований. Опять же, темнокожий с обвинением в убийстве богатой белой — он и среди простолюдинов не жилец: а ну как взбредет в чью-то башку, что можно путем расправы над ним примазаться к скорбящему золотому семейству? Так что своего клиента Эллиот или вытащит, или похоронит. Вот такие варианты.

— Когда суд?

— Скоро.

Я уже прошелся по репортажам о том убийстве в Интернете, и сразу стало ясно, что разбирательство изначально запущено в ускоренном режиме. Мариэн Ларусс нет в живых считаные месяцы, а на начало января уже назначен суд. Закон не любит, чтобы такие люди, как Эрл Ларусс, томились в ожидании.

Мы переглянулись через стол.

— Нам ведь и деньги не нужны, — заметила Рэйчел. — В смысле, не так чтобы очень.

— Я знаю.

— И ехать туда ты не желаешь.

— Это уж точно.

— Ну и?..

— Вот тебе и ну.

— Ешь давай, не выбрасывать же.

Я поел: а куда деваться. Даже вкус кое-какой ощутил.

Вкус пепла.

После ужина мы решили съездить в переехавшее на шоссе № 1 кафе-мороженое «Лен Либби», поглазеть на окрестности. С порцией фруктового пломбира я устроился снаружи. Раньше кафе располагалось на Сперуинк-роуд, по пути на Хиггинс-Бич; там гости могли свободно фотографировать местные красоты. Пару лет назад кафе передвинулось к федеральной магистрали; мороженое здесь было по-прежнему сносным, но приходилось поедать его, любуясь ревущей транспортом четырехполосной автострадой. Зато у прилавка выставили шоколадного лося в натуральную величину.

Подошла Рэйчел. Мы посидели молча. Позади нас заходило солнце, отчего наши тени впереди пролегали дорожками, подобно нашим же чаяниям и страхам за будущее.

— Читал сегодня газету? — спустя какое-то время поинтересовалась она.