21 день - Анн-Кристин Гелдер

агентство с трудом управляется с заказами. Я всегда винил себя за то дерьмо, которое мы натворили, и даже ходил из-за этого к психотерапевту. И я больше не хочу, чтобы мне об этом напоминали.

— Ладно, — бормочу я, борясь с нахлынувшим разочарованием.

На несколько секунд я искренне предположила, что он находится в том же положении, что и я, или хотя бы понял меня. Как чертовски несправедливо! В ту пору Патрик был так же вовлечен в выдумки Ника, как и я. Имеет ли он право игнорировать прошлое только лишь потому, что, видите ли, ходил к какому-то там вонючему психотерапевту? Имеет ли он, собственно, право вести спокойную жизнь, пока моя находится в чрезвычайном положении? После нашего телефонного разговора этот индюк будет вести себя как ни в чем не бывало, а вот мне продолжат угрожать.

— Еще один вопрос, — быстро говорю я, прежде чем он успевает повесить трубку. — У тебя есть номер Дэйны?

— Да, — нерешительно отвечает он. — Мы порой созваниваемся. Но я не думаю, что…

— Дай мне, — требую я. — Пожалуйста.

— Я отправлю номер на твой сотовый. — На этот раз ему удается завершить звонок до того, как я успеваю что-то сказать.

Подавленная, кладу трубку. Очевидно, что Патрик не получил ни одного письма, и я исключаю его как отправителя. Он звучал слишком пренебрежительно и незаинтересованно для такого. Кроме того, зачем ему это? Но зачем вообще кому-то это делать?

Задумавшись, возвращаюсь к своему столу, не осознавая, что у меня тоже есть обеденный перерыв, и без энтузиазма посвящаю себя разработке логотипа моего клиента. Все идет своим путем ровно до тех пор, пока не приходит обещанное сообщение от Патрика с номером Дэйны.

Прежде чем я успеваю передумать, нажимаю на контакт и снова удаляюсь на кухню для персонала. Без нескольких минут два; если повезет, у Дэйны поздний обеденный перерыв — если, конечно, она вообще работает. Для меня почти непостижимо, что мы потеряли связь, хотя в школе мы были близкими друзьями.

Сняв трубку, она представляется фамилией, совершенно мне неизвестной. Судя по всему, и впрямь вышла замуж.

— Здравствуй, Дэйна, — приветствую я ее, потому что, в отличие от разговора с Патриком, на этот раз я заранее подумала о том, что собираюсь сказать. — Это Луиза. Луиза Петерс. Мы были в одном классе…

Ну, это уже грубое преуменьшение. Мы были лучшими подругами — до инцидента с Астрид! Вскоре после этого отец Дэйны получил предложение о работе, ради которого семье пришлось быстро переехать. Хотя никто никогда не обсуждал нашу выходку публично, напряженность в отношениях наших семейств расцвела буйным цветом, и родители Дэйны были, похоже, счастливы забыть о нашем соседстве. Да и сама она тоже.

— Патрик дал мне твой номер, — говорю я, когда она не отвечает.

— Луиза, — наконец повторяет она мое имя, ее тревога отчетливо слышна.

Она не хочет смотреть в лицо прошлому, и я могу ее понять. Я могу понять даже холод Патрика.

— Есть несколько минут? — спрашиваю я, на что она неохотно отвечает «да» — наверное, потому что не может с ходу придумать никаких оправданий.

Я рассказываю ей об электронных письмах — сжато, сухо, предельно коротко.

Ее реакция похожа на реакцию Патрика. Сперва она молчит, кажется, целую вечность, а когда начинает говорить, ее голос холоден и слаб.

— Ужасно, — равнодушно произносит она. — Гнусные угрозы из наших писулек той поры?

— Это не в точности наши «писульки», — поправляю я. — Письма только похожи на них по стилю, содержание уже другое.

— И угрозы сбываются? — спрашивает она, хотя я уже сказала об этом раньше.

— Да, — отвечаю я, стараясь не показывать своего нетерпения. — По крайней мере, я так думаю.

— А ты уверена, что не воображаешь…

— Уверена, — резко прерываю ее. — Я рассчитывала, что и тебя эти письма донимают.

— Ты… рассчитывала? — недоверчиво переспрашивает Дэйна, и в тот момент я сознаю, насколько безнадежен этот разговор: она намеренно прикидывается дурочкой, ей не хочется влезать в чужие проблемы.

— Не в этом смысле, — уклоняюсь я, хотя, конечно, мне хотелось бы, чтобы я была не единственной из всей честной компании, попавшей под раздачу.

— Тебе точно следует обратиться в полицию, — советует она, и на сей раз я не могу не вздохнуть. Последняя встреча с официальными лицами была далеко не самой успешной.

— Да, наверное, стоит, — уступаю я.

Она права, этого нельзя отрицать.

— Заяви о преследованиях со стороны неизвестного лица, — предлагает Дэйна. — Ну и, само собой, покажи им эти письма. Скажи, они тебя беспокоят. — С каждым словом она отдаляется от меня, и видно, что ей не терпится бросить трубку. Она больше не кажется обеспокоенной, но становится все более отчужденной. — Было очень приятно услышать тебя, Луиза, — наконец заканчивает она наш разговор, — уж прости меня, я занята…

— Все электронные письма написаны в том же стиле, что и тогда, — решаю я брать быка за рога. — Язык почти идентичен.

— И? — Голос Дэйны даже холоднее, чем раньше. — Что ты хочешь этим сказать?

— Что я узнаю Ника в каждом слове, — отвечаю я.

В трубке на несколько мгновений воцаряется тишина.

— Ну, это маловероятно, — бормочет Дэйна, и я озадачена интонацией сказанного.

— Почему?

— Разве ты не слышала? — уклоняется она, словно пытаясь выиграть время.

Она до сих пор с ним общается? Они все еще друзья и Дэйна пытается выгородить его передо мной?

— Что? — раздраженно спрашиваю я. — Что я пропустила?

— Ник покончил с собой, — говорит она после нескольких секунд неловкого молчания. — Он совершил самоубийство два года назад.

Не прощаясь, я вешаю трубку, не понимая, что чувствую.

В ушах все еще стоят нерешительные слова Дэйны.

Ник покончил с собой.

Оптимистичный и уверенный в себе Ник? Ник, который говорил нам, что мы должны оставить прошлое позади? Кто побуждал нас смотреть вперед? Кто, казалось, справлялся с ситуацией лучше всех из нас? Нет ли тут подвоха, инсценировки? Сразу после инцидента у меня часто возникало ощущение, что Ник отказывается признать нашу вину в произошедшем и вместо этого цепляется за безразличную формулировку «несчастного случая».

Мы никогда не хотели, чтобы все обернулось вот так, слышу я в памяти его слегка скрипучий голос. Она сбежала по этому дурацкому склону по собственной воле и споткнулась о рельсы. Помните, мы на самом деле хотели остановить ее. Это не наша вина. За ее травму и за то, что последовало, мы ответственности не несем.

Теперь он мертв, как и Астрид.

С ноткой висельного юмора я понимаю, что круг потенциальных подозреваемых для меня сузился, но при этом еле сдерживаю