Самая страшная книга 2014-2025 - Ирина Владимировна Скидневская

Да, Витя хотел бы проснуться. Но не мог.

Сейчас

Организм Вити не принял суп фо га. Все та же водичка на выходе, с кусками курицы и рисовой лапши.

Как и банан, как и овсянку. С горя Витя даже «сникерс» заточил, но все зря.

Он попробовал работать, но сконцентрироваться на задачах толком не получалось. Так, проверил метрику, ключевые слова поправил, но скорее, для самоуспокоения. Если все работает и не сломалось – то и трогать не стоит. Однако есть еще пара горящих проектов, к которым он даже не притронулся пока…

Ему и сидеть-то было тяжко. Голова пульсировала болью, во рту постоянно пересыхало, и сил едва хватало, чтобы кликать мышкой.

Температура, ломота в костях и мышцах…

И жрать он хотел безумно. И просыпался от кошмаров всю ночь. В одном из них опять в панике тонул, а в горло через трубку проскользнуло что-то мерзкое, медузоватое.

На него вдруг навалилась бессильная злоба.

Он сполз с постели и, пошатываясь, пошлепал на кухню. Налил стакан воды, но даже не пригубил: побежал в туалет и едва успел поднять крышку унитаза.

Нутро скрутило так, что он сморщился и закусил губу. На лбу выступила испарина, предплечье покрылось мурашками.

Витя уехал сюда, в максимально не похожие на родные декорации, главным образом для того, чтоб излечиться и начать другую жизнь. Но, кажется, стал лишь плохоньким актером в этом спектакле. Говорил на чужом языке с безучастными статистами массовки. А если с кем и знакомился, то это все так, ненадолго и несерьезно. Понарошку будто.

Иногда он видел во снах Иру и сына. Иногда они вместе купались на пляже, и он учил Даньку плавать.

Они бы хорошо жили тут. Загорали бы, потягивали смузи… Пили бы кокосы, которые Ире бы точно понравились, хотя, на взгляд Вити, еще та дрянь. Ира точно заценила бы красоту рассвета на сапах (в открытом море, как гласила реклама). И еда азиатская Ире зашла бы, жена всегда морепродукты трескала за обе щеки. А тут и креветки дешевые, и устрицы копеечные. Да, все было бы совсем иначе.

Если бы Витя больше времени проводил с ней, если бы больше разговаривал, то, может, она и не сделала бы этого. И, может, у них действительно получилось бы все перезагрузить.

Хотя вряд ли. Оставались те самые посты жены Мента, оставалось сжигающее изнутри чувство вины, помноженное на горе.

В своих постах Рыжая Сука писала, сколько она нервов потратила и как переживала.

Еще она писала про дуру, которая нажралась таблеток, приправила их алкоголем и не уследила за ребенком. Большая трагедия по вине нерадивой идиотки, которая вдобавок болтала по телефону. А малыш… Так сложно было его увидеть, когда он внезапно выскочит на дорогу… И так сложно среагировать и затормозить.

И куча комментариев, где эту тварь поддерживали ее подписчики.

Таблетки «дуры» – это фенибут. И еще что-то гормональное, по рецепту. Алкоголь в крови – бокал шампанского на годовщину.

Да, он хотел бы убить их обоих. Он мог бы это сделать тогда, в тот день. Рыжая Сука сначала заперлась в машине и не выходила. Но потом-то приехал Мент и разговаривал с Витей так спокойно и сухо, как будто речь шла о смерти хомячка. Отмотать бы время назад… Он бы просто перегрыз Рыжей Суке горло прямо там, на улице. Да, потом его посадили бы. Ну так и что!

Он помнил последнее заседание суда, ухмылку Мента и помнил, как бросился на него, осознав, что совершил ошибку, подписав бумаги. Проиграл и семью, и жизнь, и чувство собственного достоинства.

Витя вскрикнул и закусил губу сильнее. Из него словно ползли раскаленные струны, вспарывая задний проход. А вот тяжесть из живота не уходила. Он стек на пол и замер, и стало как будто легче. Утер лицо, оперся на край унитаза, заглянул внутрь. Теперь уже нет сомнений – кровь. И что-то шевелится там, что ли?.. Или показалось. Витя поскорее нажал на слив.

Нужно двигать в госпиталь. Какой же он придурок… старался обойтись таблеточками хрен пойми от чего, но явно не от такой ядреной дизентерии.

В глубине души Витя понимал, что все не стало бы как раньше. Ира тоже знала. Они могли бы просто разойтись, перестать напоминать друг другу о прошлом. Но она решила иначе.

Он надел джинсовые шорты и полусвежую футболку, подцепил шлем и сумку.

Спустился по лестнице, боясь, что кишечник передумает. Когда выходил под навес, где были запаркованы байки, в глазах потемнело. Витя споткнулся обо что-то и упал. Услышал сперва лай, а потом рычание. Шлем откатился в сторону. Ладонь прошила боль. Собачонка вцепилась между большим пальцем и указательным, и в этот момент Витя почувствовал, как из пищевода что-то пошло наружу и будто выплеснулось изо рта.

Это было похоже на то, как он глотал «кишку» на гастроскопии. Он словно со стороны услышал собственную отрыжку и увидел перед собой тугую косичку белесо-красных жгутов с прожилками, которые проворно облепили голову собачки.

Сперва она прижала уши от злости и вцепилась в руку еще сильнее, а потом заскулила и разжала челюсть. Из хитросплетения жгутов показались полупрозрачные трубочки. Они проникли в уши скулящей псины.

Витя задыхался, продолжая издавать квакающие звуки. Потом до него дошло, что можно дышать носом. Боль в кисти не ощущалась, хотя из места укуса сочилась краснота. Он попытался отползти назад, но уперся спиной в байк.

Псинка взвизгнула и затрясла лапами, заскребла когтями по асфальту.

Ниточки пульсировали. Скосив глаза, он видел, как по ним бежит что-то вязкое, желтое, с комочками. Втягивается в него, как смузи по соломинке. Теплое горьковатое «манговое» смузи.

* * *

Витя вспомнил, как однажды спросил у одной хорошенькой туристки из Сеула: правда ли у них едят собак. Она посмеялась, но в глазах у нее промелькнуло возмущение пополам с негодованием. Кореянка ответила, что да, но либо гурманы, либо всякое отребье. И сама она никогда не пробовала. В тот вечер секса у Вити не случилось, увы.

И вот сейчас он сам стал своего рода корейцем. Гурманом или отребьем, вопрос оставался открытым, но после «собачьего» перекуса он чувствовал себя намного лучше. Без труда нашел силы избавиться от тушки: выбросил с обрыва в море.

Потом замешкался и ощутил навязчиво-отрешенное желание шагнуть следом. Благо что наваждение быстро отступило.

Нервно усмехаясь, Витя бродил по комнате. Оставались