Долгая смерть Лусианы Б. - Гильермо Мартинес

— Почему? Потому что в моих романах не бывает меньше десяти смертей, а худшее, что может произойти у Джеймса, — это несостоявшийся брак? Вас как писателя не должны вводить в заблуждение такие мелочи, как свадьбы и преступления. Ведь что главное в детективном романе? Не сами события, не нагромождение трупов, а возможные объяснения, догадки, то, что читается между строк. А разве не это, не догадки и предположения, которые строят персонажи, лежит в основе романов Джеймса? Возможные последствия любого действия, несоответствие результата и его составляющих… «Человек — это его поступки», — писал Гегель. Тем не менее Джеймс строит свои произведения не на самих поступках, а на том, что им предшествует или их сопровождает: паузы между ними, недомолвки в разговоре, задние мысли, тайные намерения, мучительные колебания, расчеты и прожекты.

— А я бы еще добавил, — сказал я примирительным тоном, — что в романах Джеймса брак есть форма убийства.

— Именно так: похищение, за которым следует смерть, — согласился он, удивленный тем, что никогда раньше не задумывался об этом, но особенно тем, что я произнес фразу, не вызвавшую у него возражений. — Странно, что мы заговорили о Джеймсе, — впервые с начала разговора в его голосе не было неприязни, — ведь все началось именно с его «Записных книжек». — И он указал на одну из верхних полок. — Если вы их читали, то наверняка запомнили предисловие Леона Эделя. Я никогда не читал биографии Джеймса и вообще не очень доверяю тем, кто берется излагать биографии писателей, но в этом предисловии приведен один интересный факт: оказывается, в какой-то момент Джеймс перестал писать сам и начал диктовать свои романы машинисткам и стенографисткам. Конечно, в моем случае речь не шла о тендините,[14]это исключено, но я всегда отличался моторным мышлением и не мог долго усидеть за письменным столом. Обычно я кружил по комнате, потом записывал пару строчек и опять вскакивал, отчего дело продвигалось страшно медленно. Прочитав это предисловие, я тут же понял, что надо делать, и взял на работу Лусиану.

— Как вы ее нашли? — прервал я его, не в силах сдержать любопытство — этот вопрос давно меня занимал.

— Как нашел? Очень просто, по объявлению в газете. Она единственная из всех претенденток писала без ошибок. Конечно, я сразу отметил, что она очень красива, но не думал, что это помешает делу. Она не из тех девушек, которые вызывают у меня желание. Простите за грубость, но у нее не было сисек. Уж вы-то наверняка знаете это лучше меня, — неожиданно бросил он. — Я подумал, так даже лучше, поскольку собирался работать, и ничего больше.

— Выходит, того, о чем она рассказывает, не было? — спросил я, вызвав своим недоверием очередной приступ раздражения.

— Было, но совсем не так, как она говорит. Я тоже вам кое-что расскажу. Сначала все шло хорошо, прямо на удивление. Лусиана благополучно прошла проверку, устроенную моей бывшей женой, хотя та в любой женщине, которая ко мне приближалась, видела потенциальную опасность. Однако Лусиану она недооценила — то ли сочла чересчур молоденькой, то ли ее ввели в заблуждение худенькое тело подростка и восторженный вид прилежной ученицы. Во время первой встречи даже мне показалось, что она начисто лишена сексуальности. К тому же она сразу сообщила, что у нее есть жених, и все было четко и ясно, как у Декарта. Да еще моя дочь ее обожала, каждый день дарила по рисунку и каждое утро бежала обниматься. Паули почему-то вообразила, что они сестры, тут Лусиана права. Да и Лусиана была с ней очень ласкова, приносила ей то заколку, то наклейку, терпеливо выслушивала все ее истории, разрешала отвести себя за руку в игровую и ненадолго задерживалась там. Но больше всех повезло, конечно, мне, поскольку с ее приходом я, как никогда, продвинулся в работе, и новая система казалась мне идеальной. Девушка была толковой, расторопной, ей ничего не нужно было повторять дважды, и, с какой бы скоростью я ни диктовал, она всегда печатала без ошибок. Конечно, я никогда не диктовал большие отрывки одним махом, я вообще не отличаюсь красноречием, зато теперь я мог ходить из конца в конец кабинета, бормотать что-то чуть ли не про себя и ни о чем не беспокоиться. К тому же она предупреждала, если где-то не хватало запятой или одно и то же слово повторялось на странице несколько раз, так что за этим я тоже перестал следить. В общем, я был в восторге и по-настоящему к ней привязался. В то время я приступил к роману о секте убийц-каинитов, и впервые в жизни мне удавалось писать по странице в день. А в качестве награды я просто смотрел на нее, и это оказалось приятной неожиданностью. Многие годы я в одиночестве бродил по кабинету, уткнувшись взглядом в узоры на паркете, теперь же, поднимая голову, я видел ее перед собой на стуле, внимательную, готовую к работе, и эта картина неизменно ободряла меня. Да, смотреть на нее было чрезвычайно приятно, но я был очень доволен нашим соглашением и не собирался нарушать его. Меня интересовала только работа, поэтому я старался не приближаться к ней и тем более не прикасаться, даже случайно, не считая поцелуя в щечку, когда она приходила и уходила.

— Как же тогда получилось, что…

— Я и сам потом много раз спрашивал себя, как мы ступили на этот путь. Это ведь случилось не вдруг, поверьте. Сначала я стал замечать, что она стремится мне угодить, хотя я не выказывал к этому ни малейшего желания. Я счел ее усилия вполне естественными: девочка хочет, чтобы ее первый в жизни работодатель был доволен. Несколько раз я даже порывался сказать, что не стоит лезть из кожи вон, она меня более чем устраивает, по-разному пытался дать ей это понять, но она, видимо, считала меня слишком серьезным и недоступным, а может, и побаивалась немного. Как бы то ни было, она старалась быть полезной во всем, даже в мелочах, и часто предвосхищала мои просьбы, словно обладала телепатическими способностями. Я удивлялся, как за столь короткий срок ей удалось так хорошо узнать меня, и даже спросил у нее об этом, а она ответила, что я чем-то похож на ее отца. Однажды я пожаловался, что в Библии, которой я пользовался при написании романа, нет комментариев, и на следующий день она явилась с этой дурацкой Библией Скофилда,[15]которую вы тоже видели. Тогда я узнал, что у ее отца, помимо работы, были и другие обязанности — он являлся пастором в так называемом диспенсационалистском движении,[16]я никогда и не слыхал о таком. Его участники — фундаменталисты, отличающиеся прежде всего буквалистским толкованием Библии. По словам Лусианы, отец был одним из иерархов этого движения в нашей стране, во всяком случае, мог совершать обряд крещения. Думаю, она получила очень строгое религиозное воспитание, хотя никогда не говорила об этом, и вы, судя по вашему лицу, тоже ничего не знали.

— Нет, и даже не представлял, что она из религиозной семьи.