Забыть все - Тэми Хоуг

— Когда дети, это всегда невыносимо, — с пониманием сказал Винс.

— Не знаю, сколько еще смогу выдержать все это, — признался он. — Жертвы одного возраста с моими мальчишками. По ночам я возвращаюсь домой… Представляешь, каково это?

— М-да.

Винс же по ночам возвращался к экрану большого телевизора. Семь лет он был в разводе. Старшая дочь сейчас ходила в колледж. Но он помнил, каких усилий стоило оставлять дела на работе, идти домой и притворяться нормальным.

— Я в прошлый уик-энд играл в гольф с Говардом, — сказал Кен. — Подумываю об учебно-исследовательском отделе.

— Учебно-исследовательском, значит. Хм… — Винс скорее сидел бы дома и лупил себя молотком по пальцам, чем пошел туда, но таков уж он был.

— Эй, — сказал Кен, опомнившись. — А ты что здесь делаешь?

Винс пожал плечами.

— Сегодня среда.

Все специалисты по профилированию преподавали по пятнадцать часов в неделю в академии ФБР и Национальной академии для офицеров правоохранительных органов. Тот, кто не работал на местах преступлений, по средам сидел в конференц-зале и разбирал факты по делам, делился своими соображениями, обменивался идеями.

ОПАП[14]разросся за десять лет своего существования, и теперь там работали шестеро штатных специалистов по профилированию, которые помогали полицейским в расследовании трудных случаев преступлений. Когда Джон Дуглас стал главой подразделения по взаимодействию с ОПАП, профилировщики обзавелись собственной аббревиатурой — ОПР, составив костяк отдела помощи расследованию в рамках ОПАПа. Дуглас хотел развести психологический анализ и то, чем занимались они. Как ни смешно, профилировщики продолжили именовать себя «опаповцами».

ОПАП. ОПР. Еще несколько букв добавилось в гигантский чан с алфавитным супом, который представляло собой Бюро. Названия отделов менялись вместе с их главами, и каждый новый начальник стремился создать побольше подразделений: УЧИСО (Учебно-исследовательский отдел), ОСПОР (Отдел специальных операций и расследований), НАЦАНП (Национальный центр анализа насильственных преступлений), НИЦП (Национальный информационный центр по преступлениям), УПНАП (Управление по предотвращению насильственных преступлений).

Несмотря на все усилия Джона, профилировщики стали изюминкой Бюро.

Винс вошел в конференц-зал и, повернувшись спиной к длинному столу, налил себе кофе, чтобы перебить стойкий привкус рвоты во рту.

За столом полным ходом шло обсуждение дела Кена. Из рук в руки передавались фотографии с места преступления, высказывались суждения. Что значит это? Что значит то? Если дети — это родственники, тогда это значит одно. Если их похитили каждого по отдельности, тогда — другое. Каким образом идентифицировать тела? Сколько детей похищено за последний год в радиусе двухсот миль?

Винс скользнул на стул, приберегая свои комментарии для себя. Ему нужно было несколько минут, чтобы собраться, передохнуть и восстановить силы. Кофе был горьким и кислым, и это раздражало желудок.

— Отчет НИЦПа о пропавших детях возраста жертв уже на подходе, — сказал Кен.

— Когда-нибудь ПАНП заработает в полную силу, и мы сможем искать в базе данных похожие дела по манере преступника, — произнес другой агент.

— Ага, а когда позволит технология, я смогу смотреть чемпионат по бейсболу на своих часах, — заметил другой. — «Когда-нибудь» не поможет нам сегодня.

Слышал ли кто-нибудь о хищнике, убивающем в такой манере? Почему дробовик? Зачем уничтожать их лица? Может ли это указывать на то, что преступление совершил родственник или тот, кто был знаком с детьми? Или же дробовик — знак, говорящий о психологическом состоянии НЕСа (неидентифицированного субъекта)?

Кен стоял около гигантской белой доски, записывая предположения, которые высказывали его коллеги, на одну сторону, а вопросы — на другую.

Винс потихоньку вник в обсуждение, сосредоточившись на коллегах, с одной стороны, и на деле — с другой. Сотрудники были без пиджаков, но уже начался новый день, поэтому у всех на шее появились галстуки.

Большинство этих парней он знал давно. Они вместе расследовали множество дел, а кроме того, у них было много общего помимо прошлого в полиции и работы в Бюро. Трое из пятерых, сидевших в комнате, включая Винса, в прошлом морские пехотинцы. Джон служил в ВВС. Было и еще кое-что, что объединяло их: они пытались совместить семью и работу, а порой жертвовали семьей ради работы.

— Что молчишь, Винс? — раздался голос с дальнего конца стола.

Винс встретился взглядом со своим старым другом — тот, казалось, был совсем не удивлен, что Леоне появился на работе. Винс развел руками и пожал плечами.

— Прости, Кен, — сказал он агенту за столом. — Мы переливаем из пустого в порожнее, пока само собой не обнаружится, кто это сделал. Если только не провести два профилирования — одно по неизвестному НЕСу, другое — потому, кто знал детей. Это чертова куча работы, когда параллельно надо расследовать другую кучу. Сколько там у тебя — десять? Двенадцать?

Кен уставился на конец своего галстука-шнура.

— Послушай, — продолжил Винс. — Что я понимаю? Я всего лишь старая полицейская ищейка из Чикаго. Я могу позвонить одной мадам в Национальный центр по поиску пропавших и эксплуатируемых детей. Они существуют всего год, зато у них полно информации по эпизодам, которой нет у нас. Я могу хоть сейчас пойти и позвонить.

Кен кивнул.

— Спасибо, Винс. Буду должен.

Винс поднялся и вышел, направляясь в мужской туалет, где его желудок исторг кофе. Он промыл рот и какое-то время постоял, разглядывая себя в зеркале и видя то, что видели его коллеги.

Он всегда был здоровенным парнем и выглядел что надо: шесть футов три дюйма роста, двести фунтов веса, крепкий, как футболист. Теперь на него смотрел высокий худой рохля, потерявший двадцать фунтов. Слава Богу, его овал лица, большие карие глаза и широкая белозубая улыбка остались при нем. Есть еще порох в пороховницах. Сейчас его лицо имело цвет, но когда давление падает до пределов до блевотного уровня, оно становится цвета жалкого подобия той стальной седины, которая проглядывала в его черных волосах.

Хорошо, хоть волосы опять отросли густыми и волнистыми. Лысина ему не шла.

На мгновение он вдруг вспомнил, как тем поздним мартовским вечером возвращался с продуктами к машине, думая об очередном деле. Вот все, что он мог теперь вспомнить. Но даже эти воспоминания скорее всего были изобретены его мозгом. Свидетель сказал, что какой-то парень в свитере с капюшоном подошел к нему с пистолетом и потребовал денег. Винс помедлил. Преступник спустил курок.

Три недели спустя он пришел в себя и услышал от врачей, что случилось чудо. Пуля двадцать второго калибра вошла в его череп и не вышла наружу. Только время покажет, насколько сильно пострадал его мозг.