Ожившие кошмары (сборник) - Александр Александрович Матюхин

А тут Валерка, цветы, подарки, ухаживания. На Машу засматривались многие, девушка она была видная, но именно Валерка неожиданно проявил настойчивость. Он и сам от себя не ожидал, но влюбился крепко, всем сердцем.

Раза три признавался в любви, а Маша молчала, отводила взгляд. Валерка психовал из-за этого, ему казалось, что Маша специально не отвечает, мучает, а на самом деле тоже влюблена. Просто у неё карьера, а он кирпичи таскает по шесть часов день.

Мужики на работе отговаривали, мол, успокойся и забудь, она просто боится обидеть. Есть такая штука у женщин, хотят остаться друзьями во что бы то ни стало с любым, кто уделяет им внимание. Тут бы — раз — и отсечь влюбленного, а нет.

Полторы же недели назад случилась трагедия: Маша вдруг сообщила, что увольняется. Причем, как-то она там договорилась с директором, что уходит сразу, не отрабатывая долгие две недели. Вещи у неё были собраны, план намечен: перевод в тот самый Воронеж, в такой же почти завод, но покрупнее. Карьера, в общем.

Валерку как пришибли. В голове гудело, а в груди болело, причем по-настоящему, будто сердечный приступ. Он ушел домой пораньше, сославшись на болезнь, свалился лицом в подушку и лежал так до вечера. Потом ещё всю ночь и половину следующего дня. Что-то на него нашло такое, чего раньше он никогда не испытывал.

После обеда кое-как очнулся, выполз во двор и там до заката надраивал мотоцикл, чтобы отвлечься. Но не отвлекался. Тяжелые мысли крутились то так, то эдак. Вместе с ними и плохие мысли тоже. Неразделенная любовь — лучшая лазейка для греха.

Потом всё же спохватился, что нельзя так, пристыдил сам себя и ушел напиваться до чёртиков. Честное слово, хотел впасть в беспамятство, в затяжной запой, чтобы вымарать эти ужасные дни и остановиться уже когда Маши и след простынет. Но очнулся на улице, серым рассветом, в тумане по щиколотки, стоящим у Машиной калитки. Звал её слабым голосом, вроде бы делая вид, что не пьян, но пьян был на самом деле чудовищно.

Маша вышла, растрепанная и красивая, спросила чего тебе, а он ответил, что любит её и не может принять расставания, а она ответила, что ей сейчас не до любви, потому что сил нет жить среди всего этого, а он спросил какого этого, а она ответила, что среди таких вот пьяниц, бездорожья, мусора, запустения, воровства, а он молча слушал и улыбался, а потом сказал, понимаю тебя, сам бы сбежал, да воспитали безвольным.

Маша его тогда почему-то обняла и поцеловала в щеку. Валерка протрезвел немного и понял, что натворил. Дальше была слезливая сцена с падением на колено и поцелуями Машиных красивых ладоней. Валерка обещал, что больше никогда не будет пить, что он готов помочь с переездом и хочет, чтобы она была счастлива в Воронеже. Смутил окончательно и унялся только когда Маша пообещала, что именно с ним доедет до железнодорожного вокзала в городке неподалеку.

Условились, что Валерка довезет на мотоцикле. В назначенный день, то есть примерно неделю назад, он подъехал ко двору, помог загрузить сумки в коляску, усадил Машу за собой и помчал.

До города ехать было минут сорок. Маша обняла Валерку, и от оглушительной смеси тоски и счастья у него перехватило дыхание. Он выжимал газ, притормаживая только на поворотах. Хотелось одновременно, чтобы их эта близость никогда не закончилась, и чтобы быстрее завершилась, потому что была для Валерки мукой.

Где-то на середине дороги, когда слева потянулись поля, а справа редкий лес, переднее колесо мотоцикла внезапно сильно вильнуло и лопнуло. Мотоцикл рванулся в сторону, рулём выворачивая Валерке руки, выскочил с дороги сначала на обочину, потом в траву и перевернулся. Валерку швырнуло вверх и вниз, придавило к земле, обожгло. Мотоцикл несколько раз кувыркнулся и приземлился среди деревьев точнёхонько на колеса.

Кругом валялись разбросанные вещи. Валерка поднялся на колени, ощущая, что лицо заливает кровью. Крикнул:

— Машка! Машка!

Хотя, может, и не крикнул, а прошептал, кто разберет-то?

Машу он увидел метрах в пяти от себя. Она лежала на спине, широко раскинув руки и ноги, и мелко-мелко дрожала, будто её били разряды тока. Валерка пополз к ней на коленках, потому что сил было мало, в висках болело, зубы болели тоже, а перед глазами кружилось. Но даже в таком состоянии понял, что Маша или мертвая или сильно покалеченная.

Он подполз и увидел рану у неё на шее и кусок стекла, торчащий под ключицей. Маша смотрела слепо и мёртво на небо, а дрожать уже почти прекратила. Крови было немного, она смешивалась с коричневой землей, вывернутой наизнанку под колесами мотоцикла.

Не соображая, поддавшись эмоциям, Валерка обнял Машу и лежал так некоторое время, пачкаясь в крови. В голове мелькало разное, безумное. Но одна мысль была ясная: путь к спасению. Валерка понял, что нужно делать и, наверное, впервые в жизни решился на серьёзный поступок.

* * *

Удивительно, но ни одна машина не проехала за то время, пока Валерка тащил тело Маши к мотоциклу и загружал в коляску. Маша была невысокая, хрупкая, уместить её внутрь целиком не составило труда, а когда сверху легла брезентовая накидка, то и незаметно стало, что кто-то там вообще есть.

Валерка выкатил мотоцикл обратно на дорогу, осмотрел. Переднее колесо лопнуло, но хотя бы не погнулось. Менять на запаску времени не было, поэтому Валерка, как мог, поехал — неторопливо, крепко держа руль. Убил колесо в хлам, но докатил до дома и уже внутри осторожно перенёс мертвое тело.

А вот тут уже стал торопиться. Прежде всего нашел ключи от родительского дома — они лежали в тумбочке под телевизором, аккуратно завернутые в платок. Ключи были как новенькие, хотя Валерка ни разу их не доставал много лет.

Потом побежал узкими улочками к дому, стараясь, что никто не заметил. Перебрался через забор в том месте, где особенно густо разрослись кусты сирени. Заросшие тропинки во дворе едва проглядывались, под ногами мягко пружинила трава. У Валерки точно так же запружинило в голове от волнения.

Брат запрещал соваться сюда. Под страхом смерти. Потому что он побывал в подвале, был спасен родителями и с тех пор изменился неузнаваемо. Не внешне, а внутренне.

Валерка понял с детства, не дурак, и побаивался нового «внутреннего» брата, подвал и родителей, а потом и то, что стало происходить с братом после родительской гибели.

Как же