Наследство - Ева Ми

в кружку с остатками чая, водя ней изящным тонким пальцем. Никита никогда прежде не обращал внимания на ее руки, а сейчас они удивили его. Женщина, всю жизнь живущая в деревенском доме одна, сама заготавливающая дрова, добывающая дичь, содержащая магазин, обладала такими красивыми и нежными руками. «Наверное, это все ее травы», – подумал Никита, – благодаря им у нее такая кожа».

Александра будто прочитала его мысли, кокетливо посмотрела на него снизу- вверх и улыбнулась.

– О чем думаешь, омолги? – спросила она.

И снова ее мягкий голос подействовал на парня гипнотически, лишив его способности скрывать свои мысли. Он ощутил тепло, идущее от нее, и наполняющее все кругом, даже самого Никиту. Его мозг словно расслабился, а язык развязался.

– Думаю о твоих руках, – ответил он, и стал подниматься взглядом от кружки вверх, – и о том, как хочу к ним прикоснуться.

Она оставила кружку, взяла его ладонь в свою, провела по ней кончиками пальцев. Никита сидел, будто парализованный, мог шевелить только глазами. Он поднял взгляд на женщину, она тоже смотрела на него. Он силился заглянуть в ее душу сквозь огромные зрачки, понять, о чем она думает, но у него это не получалось. Зато она, казалось, видит его насквозь.

– Смятение, – начала она своим мягким вибрирующим голосом, – любопытство, страх, желание… Сколько всякого тебя переполняет, а ты и не знаешь, как это выразить. А выразить надо, омолги, иначе оно тебя затопит. Расскажи мне, что тебя гнетет? Что тебе хочется узнать? Что сделать? Я же вижу по глазам, что внутри у тебя буря посильнее, чем сейчас за окном. Ты говори, говори, мой хороший, рассказывай.

Никита, не открываясь, смотрел на нее и чувствовал, как все его существо, собранное до этого момента в комок, расслабляется, успокаивается. Мысли больше не были хаотичными и тревожными, они пришли в порядок. Вопросов по-прежнему было много, но они больше не казались неразрешимыми. Он чувствовал, что, если он сейчас произнесет их вслух, то и ответы найдутся мгновенно. Еще он понимал, что она каким-то образом завладела его сознанием, заставила его открыться, но он не мог этому сопротивляться, да и не хотел.

– Ты права, я в смятении, – ответил он, – и мне страшно. Я не знаю, что делать дальше. Мне нелегко далась мысль, что я останусь тут навсегда. Это было трудно, даже мучительно. Но как только я принял то, что отсюда нет выхода, и успокоился, оказалось, что выход-то, все-таки есть. Снова забрезжила надежда вернуться к привычной жизни, чтобы опять все стало понятно, стабильно, просто, безопасно. Снова внутри все взбунтовалось. Я решил, что выберусь отсюда любой ценой. Даже, когда Штырь сказал про убийство, меня это не испугало. Понимаешь? Я впервые в жизни был готов убить кого-то ради достижения собственной цели. Разве это не дико?

Потом снова все с ног на голову: я узнал, что только ты можешь помешать мне уйти отсюда. Выходит, еще час назад я внутренне был готов убить тебя, если потребуется, а сейчас я сижу тут, ты держишь меня за руку, и я спокоен и счастлив, как не был никогда. И сейчас уже никакие блага внешнего мира не заставят меня пожертвовать тобой. Я не могу лишиться любимого человека, даже если это будет стоить мне пожизненного затворничества здесь.

«Вот оно, – подумал про себя Никита, – я только что сказал, что люблю ее. Но поняла ли она, что это было признание? Что она ответит?».

Он внимательно вгляделся в лицо Александры, но на нем не отразилось никаких эмоций.

На мгновение его поразила страшная мысль: что, если для женщины, ради которой он готов откреститься от своей прежней, такой понятной, комфортной и простой жизни, он сам не значит ничего? Что с ним станет тогда?

В голову Никите пришла до пошлости банальная, но как нельзя лучше, подходящая сейчас аллегория на его жизнь – казино. Он пошел ва-банк, поставив всю свою жизнь, со всеми ее целями, смыслами, желаниями на то, что Александра тоже любит его. И, если сейчас она ответит ему взаимностью, то он станет сказочно богат, и не только заберет себе все свое, но и приобретет несравнимо больше. Ну, а, если нет, тогда он – банкрот. У него не останется ничего, кроме свободы выбора, как он хочет умереть.

Никита почувствовал, что в этот самый момент решается его судьба. Его захлестнула адреналиновая волна. Он изо всех сил вглядывался в лицо Александры, стараясь различить малейшие перемены. Он не ощущал течения время, оно или замедлилось, или вообще перестало существовать.

Лицо Александры оставалось непроницаемым. Она поднялась со стула, а Никитино сердце ухнуло вниз.

«Ничего», – вот единственное слово, пришедшее к нему в этот момент. Ставка не сыграла. Конец. Он сидел в полном оцепенении, даже не моргал. Он не видел, куда направилась Александра, она просто исчезла из поля его зрения. Да это было и не важно. Уже ничего не могло быть важно. Никита ясно увидел себя со стороны, направляющегося в ночную таёжную чащу. Он знал, что идет туда, чтобы сесть под каким-нибудь деревом и замерзнуть насмерть, он явственно ощутил холод.

Вдруг на его плечи легли теплые руки. Он вздрогнул от неожиданности. Видение заснеженной темной тайги исчезло.

Александра поцеловала его в макушку и сказала ласково:

– Ох, аявдери3, кто же так женщине в любви признается?

Он резко обернулся и выпалил:

– Боялся сказать по-другому. Теперь не боюсь. Можно еще раз попробовать?

– Попробуй.

Никита вскочил на ноги, взял ее руку в свои ладони и сказал:

– Я люблю тебя и не хочу потерять.

Александра наклонила голову, провела кончиками пальцев по его лицу и ответила едва слышно:

– Я тоже люблю тебя. И ты меня не потеряешь.

Глава 21. Угроза

Никиту разбудил звон чашек. Он открыл глаза и первое, что увидел – невысокую и такую ладную фигуру Александры. На ней была длинная льняная сорочка почти до пят, шаль, спадающая с одного плеча. Волосы, собранные в косу, растрепались ото сна. Она стояла на цыпочках и доставала из шкафа чашки. Никита изо всех сил старался запечатлеть это мгновение в памяти во всех мельчайших подробностях. Впервые за последние годы ему было действительно хорошо.

Он вспомнил события вчерашнего вечера и почувствовал разливающееся по телу тепло. Его признание, ее ответ, их объятия, ее губы, его попытка подхватить ее на руки и унести на кровать, ее мягкое сопротивление, которое он не мог игнорировать. Она ответила взаимностью на его признание, но не дала неограниченного доступа к себе, и в какой-то момент Никита даже устыдился своей напористости. Ведь за признанием в любви не обязательно сразу должна наступать интимная близость. Намного приятнее, когда наступает близость душевная. Тогда ты понимаешь,