Похищение Энни Торн - С. Дж. Тюдор

Церковь Святого Фаддея была покрытым сажей зданием, напоминавшим скорее полуразвалившуюся станцию скаутов, чем деревенский храм. Никакого тебе шпиля – лишь дырявая крыша с отваливающейся черепицей. Решетки на окнах, заколоченные двери. Единственными ее прихожанами были гнездившиеся внутри вороны и голуби.

Толкнув калитку, я зашагал по неровной тропинке. Погост выглядел таким же заброшенным, как и сама церковь. На нем уже давным-давно никого не хоронили. Моих сестру и родителей кремировали в большом крематории в Мэнсфилде.

Надгробия были покрыты сколами и трещинами. Погода и время стерли надписи на них до такой степени, что некоторые уже невозможно было прочесть. Несколько самых старых надгробий упали из-за разросшихся древесных корней и теперь едва виднелись среди травы и сорняков.

Я задумался о том, как сильно мы стараемся оставить свидетельство того, что когда-то жили на этой земле. Оставить память о себе. Однако в итоге даже надгробие является чем-то преходящим, непостоянным. Нельзя победить в схватке со временем. Это все равно что бежать вверх по постоянно ускоряющемуся эскалатору, который движется вниз. Время всегда деловито идет вперед и всегда убирает за собой, сметая осколки старого и принося новое.

Я медленно обогнул церковь. Здесь тропинка шла чуть в гору, а надгробий было меньше. Остановившись, я огляделся. Какое-то мгновение я его не видел. Возможно, его здесь уже нет. Возможно, сообщение было просто каким-то… Но нет, вот он. Притаился на дальнем конце кладбища, поросший плющом и лозой.

Ангел. Не мемориал и не надгробная статуя. Очевидно, скульптуру установили владельцы шахты еще в викторианскую эпоху. Некоторые поговаривали, что это произошло после того, как их дочери-близняшки умерли в младенчестве, однако, когда могилу вскрыли (церковь обосновала такой шаг своим беспокойством по поводу отсутствия надгробной надписи), человеческих останков там обнаружено не было.

В действительности никто не знал, как ангел здесь появился и зачем. Сейчас, с отбитыми руками и головой, он уже даже не был особо похож на ангела. Его квадратный каменный постамент покосился, а некогда струившееся одеяние было покрыто многочисленными сколами и поросло пушистым мхом, словно сама природа хотела согреть его каменные кости.

Я наклонился, и на меня нахлынула новая волна боли, напомнив о том, что скоро мне нужно будет принять очередную дозу обезболивающего. Смахнув с постамента мох и траву, я увидел слегка поблекшую, однако все еще вполне читаемую надпись:

Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное.

Я вновь открыл сообщение в своем телефоне:

Отпустите души детей. К чертям их. И катитесь в тартарары.

Давным-давно шайка подростков залила ангела краской. Та самая шайка, которая отбила статуе голову и руки, обезглавив и искалечив ее. У их поступка не было особой причины. Обычный тупой вандализм, подогретый дешевым сидром и подростковой бравадой.

Обезобразить статую с помощью лопаты и краски придумал Хёрст. А вот слова, к моему стыду, пришли в голову мне. Пьяный и глумливо подбадриваемый остальными членами шайки, я тогда был очень доволен собой.

Позже, блюя желчью, стоя над унитазом и не зная, куда деваться от стыда, я чувствовал себя полным дерьмом. Моя семья не была религиозной, однако я все равно понимал, что мы поступили плохо.

Даже по прошествии двадцати пяти лет мне тяжело об этом вспоминать. Забавно, что хорошие воспоминания улетают подобно быстрым и хрупким бабочкам, которых невозможно поймать не раздавив, в то время как дурные воспоминания – вроде чувства вины или стыда – цепляются к тебе подобно паразитам, тихо поедающим тебя изнутри.

В тот день нас было четверо: Хёрст, я, Флетч и Крис. Мэри с нами не пошла. Она проводила с нашей компанией все больше и больше времени – к глубочайшему возмущению Флетча, которому не нравилось, что в наших рядах была девчонка, – однако все же ходила с нами не всегда. Хотя Хёрст, вероятно, обо всем ей потом рассказал. А в школе слухи распространяются быстро, и то, что на церковном кладбище в тот день были только мы, не означало, что о произошедшем не узнал кто-нибудь еще.