Поджигатель - Джейн Кейси

Я сидела, глядя на свое отражение в темном окне поезда, искаженное и раздвоенное толстым стеклом. Обе мои версии выглядели бледными и изможденными из-за флуоресцентных ламп вагона и недосыпа.

Когда поезд остановился на станции «Эрлз-Корт» и напротив меня сел мужчина, загородив мое отражение, я облегченно вздохнула. На станции «Виктория» сделала пересадку, но в другом вагоне садиться не стала. Я стояла, держась за поручень, и смотрела в пол, тихо считая себе под нос, чтобы очистить голову от разных мыслей и оставить в ней только цифры: сколько поезд идет от станции до станции, сколько стоит, сколько людей выходит из вагона, сколько входит. Цифры простые, они успокаивают.

Я вышла на станции «Оксфорд-серкис» и побрела по улице. Я искала платье, причем особенное — темное, максимально простое, но не скучное. Хауорты сообщили, что собираются устроить панихиду по Ребекке, как только им разрешат забрать тело. Мол, траурная церемония в знак ее кончины послужит им пусть слабым, но утешением. Они хотят меня пригласить. На мой взгляд, не стоило заказывать поминальную службу, тем более так рано: горе еще слишком свежо, чтобы выставлять его на всеобщее обозрение. И все-таки я приду — надо поддержать родителей Ребекки. Они ждут меня, и я не могу их подвести.

На панихиде мне необходимо хорошо выглядеть — в память о Ребекке. И потом, там будут ее друзья — те, кому я запомнилась серой мышкой, счастливо живущей в ее тени (а может, вообще не запомнилась). Но теперь я изменилась. Пусть посмотрят на меня, а не мимо меня. Пусть увидят, какой я стала.

Я нашла его в «Селфриджес»,[11]темно-синее платье из тонкой шерсти с рукавами три четверти, прямой юбкой, узкой талией и низким вырезом. Продавщица пришла в восторг, тем более что я по ее совету подобрала к платью новое пальто — безумно дорогое, словно для меня сшитое, с мягкой юбкой-колоколом. Я купила еще туфли и широкий шарф из серого кашемира. Протягивая на кассе кредитку, я не испытывала ни малейшего сожаления: все хорошо, все правильно, случай того требует.

После полудня на улицах стало оживленнее, и я с трудом управлялась со своими пакетами, пробираясь сквозь толпу. На меня вдруг навалилась усталость, захотелось пить и есть: я вспомнила, что вышла из дома, не позавтракав. Ехать обратно на метро с такими объемными покупками было просто немыслимо. Увидев черное такси с оранжевым огоньком на крыше, я машинально вскинула руку. Водитель притормозил у бордюра в паре ярдов от меня. Я поспешила вперед, но такси перехватила другая женщина, и я отпрянула, переводя дух. Длинные светлые волосы, собранные в небрежный пучок, стройные ноги в черных колготках, полусапожки на высоких каблуках, абсолютно непринужденные изящные движения, тонкие руки, красное пальто, прелестный изгиб щеки, аккуратное ушко, украшенное маленькой бриллиантовой сережкой-кольцом… Ребекка! Это она меня опередила, это она нагнулась к таксисту и заговорила с ним, а потом, смеясь, открыла заднюю дверцу машины и села, ожидая, когда ее отвезут по указанному адресу. Это она… и не она.

Из окна такси на меня глянула незнакомая женщина — далеко не такая красивая, как моя подруга, с щербинкой в передних зубах и чересчур сильно выщипанными бровями. Не тот овал лица, слишком яркий рыжеватый отлив волос, дешевое аляповатое пальто с золотыми пуговицами. Сходство было мимолетным, и, рассмотрев ее повнимательнее, я тут же поняла, что это не Ребекка. Машина уехала, а я еще долго стояла, глядя ей вслед. Женщина, наверное, решила, что я рассердилась, ведь она увела мое такси, но это меня нисколько не волновало: я знала, что скоро подъедет другое. И такси действительно подъехало. На этот раз мне удалось в него сесть. Из окна машины я смотрела на покупателей, снующих по тротуару, и машинально искала в толпе белокурые волосы, стремительный поворот головы, ослепительную улыбку…

Я искала то, что ушло навсегда.

Вернувшись в свой холодный маленький дом, я первым делом перекусила: стоя возле холодильника, съела переспелую грушу, сок которой тек по рукам, кусок ветчины и фруктовый йогурт. Ленч получился нетрадиционным, но мне не терпелось поскорее утолить голод — готовить или идти в кафе я уже не могла. После похода по магазинам у меня болели мышцы, и я невольно рассмеялась: надо же так устать и обессилеть, все утро потворствуя собственным желаниям! Я повесила обновки в шкаф, срезав с них ярлыки, свидетельствующие о моих тратах, потом набрала ванну и долго-долго нежилась в пене, время от времени доливая горячей воды, чтобы не замерзнуть, в полудреме поднимая руки и разглядывая их, точно видела впервые.

Наконец я сдалась, вылезла из ванны, надела простой черный джемпер и обтягивающие серые джинсы, собрала волосы в хвост. В кухне выстроила в ряд мои запасы чистящих средств, готовясь к генеральной уборке. Начну с ванной, решила я, и двинулась в холл с охапкой очистителей и отбеливателей.

«Домашняя работа — отличная терапия, крайне полезная и для нервов, и для жилища», — думала я, с содроганием снимая с лестницы паутину.

Я прошла мимо телефона в холле, потом, подумав, вернулась проверить автоответчик. Есть одно сообщение! Нахмурившись, я взяла ручку, на случай если надо записать что-то важное.

После короткой паузы мне в ухо заговорил низкий насмешливый голос. Я сразу его узнала и, побросав все бутылки и тюбики, схватила трубку обеими руками. Сердце отчаянно колотилось. Откуда у него мой домашний телефон? Я думала, он не знает, как меня найти. Ребекка много рассказывала о Гиле, и я успела составить о нем представление. Этот человек — требовательный собственник, манипулирующий людьми. А еще он волнующий, харизматичный, незабываемый мужчина. Я назвала его имя полицейским: чтобы понять, какой была Ребекка, им необходимо познакомиться с Гилом.

— Луиза, это Гил. Извини за неожиданный звонок, но, как я понял, ты говорила обо мне с полицейскими, и, значит, ты меня не забыла. Думаю, нам надо поговорить. О Ребекке.

Повисла долгая пауза. Я уже думала, что это все, но потом он продолжил:

— У нас есть что сказать друг другу.

Еще она пауза, и опять его голос:

— Я скучаю по тебе, Луиза. И рад, что ты обо мне думаешь. Я тоже тебя помню. Перезвони мне, когда прослушаешь это сообщение.

В моем воображении возникло лицо Гила — маска насмешливого цинизма, под которой скрывается кипящая злость. Я прослушала сообщение еще раз, обратив внимание на то, как он произносит мое имя — игриво растягивая второй слог. Потом опять прокрутила запись и стерла, поборов желание услышать ее в четвертый раз. Сердито швырнув трубку на рычаг, я глянула в зеркало, висящее в холле, и увидела слишком большие округлившиеся глаза, бледные щеки, слегка приоткрытые бескровные губы. Темный джемпер сливался с фоном, и казалось, что моя голова парит в воздухе, отрезанная от тела.

Я чувствовала себя уязвимой и растерянной. Какой странный звонок! Что ему нужно? Раньше он меня не замечал. Все его внимание было сосредоточено только на Ребекке, будто никого больше не существовало.