Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

К площадке, на которой находилась квартира Дениса.

Квартира, дверь которой была открыта нараспашку.

Денис рванул вниз, перескочив через две ступеньки, чуть не упав и не загремев прямо в объятия черной кучи, – рванул к дому, дому, дому! Дом поможет, дом спасет – главное, не пустить туда чужака!

Он влетел в дверь, захлопнул ее, защелкнул все замки, накинул цепочку и встал, боясь даже пошевелиться.

Сердце колотилось, слюна стала вязкой, ноги ватно тряслись.

Что-то стояло с той стороны за дверью.

Не скреблось, не стучало, не пыталось прорваться. Просто стояло. Может быть, смотрело в глазок – а может быть, и нет. Денис не мог заставить себя проверить.

Стояло.

Оно стояло там, отделенное от него всего лишь семью сантиметрами старой, полуиссохшей древесины и четырьмя миллиметрами листового железа. Это не удержит даже грабителя – и тем более не может быть преградой для Того, Кто Стоит За Дверью.

А потом Денис понял – то, что стояло за дверью, ушло.

Не было ни звука, ни вздоха, ни мигания света.

Просто сначала за дверью что-то было – а потом оно ушло.

Денис поставил ведро тут же, в коридоре и, как во сне, перешагнул порог комнаты.

Трясущимися руками включил ноутбук, зашел на форум.

Так и есть, мигает входящее сообщение.

– Привет. А я еще один скример сделал.

– Мужик, ты просто супер, – руки тряслись, пальцы то и дело промахивались по клавишам, приходилось стирать и писать заново. – Я никогда таких не видел. Как ты это делаешь?

– Посмотри новый.

– Не, я не хочу. Я пас. Они реально страшные.

– Посмотри новый.

– Нет.

– Я предлагал тебе сделать это самому.

Окно сообщений свернулось.

Само.

Клавиатура не работала.

– Что за черт?

Теоретически могут быть вирусы, способные отрубить клавиатуру. Но на практике проблемы обычно в самих клавиатурах. Драйвера там слетели или просто сломалась. Ну а так чтобы вирус… Да и кто будет писать такие вирусы? Проще систему угробить.

И антивирусник молчал, ничего – кроме видео – не скачивалось, ничего не устанавливалось. Да и вообще, кто будет писать вирусы на Линукс-то?

Денис сбивчиво – и кажется, даже вслух – уговаривал себя, тупо глядя на то, как сам по себе, не реагируя на его стук по клавиатуре, медленно открывается файлообменник и начинается закачка файла.

Осталось 70 %.

Это просто вирус.

И вообще, это все шутка.

Кто-то с форума развлекается.

Осталось 50 %.

Кому он там мог насолить?

Ну да, сцепился давеча с одним товарищем. Того еще в бан отправили.

Осталось 20 %.

Денис закрыл глаза.

Ну да, конечно.

Скример.

Все как обычно. Все очень просто. Все банально. Найди десять отличий. Проведи курсор по лабиринту. Ответь незнакомцу на форуме.

И вот ты уже ищешь пятое отличие. Курсор бродит в середине лабиринта. А незнакомец посылает тебе видео.

Скример.

Закон скримера – четко выстроенный сюжет. Сюжет, в котором ты активный участник. Без тебя ничего не будет. Без тебя не запустится механизм. Не выскочит рожа, не раздастся дикий вой. Ты сам открываешь файл и сам нажимаешь на кнопку «Play». Ты сам смотришь, и ты сам пугаешься до смерти.

Когда он открыл этот «файл»? В какой момент побежал по проклятому лабиринту? Когда открыл присланную ссылку? Когда ответил этому проклятому незнакомцу? Запостил ролик? Или вообще когда начал увлекаться всем этим? Когда был запущен маховик? Когда упала роковая костяшка домино?

Скачивание закончилось.

Файл запустился.

* * *

Денис захлопнул крышку ноутбука.

Попугай истошно заорал, но через секунду крик сорвался на хрип.

Первый закон скримера – все закончится плохо.

Второй закон скримера – все закончится внезапно.

Алексей Провоторов

Веерное отключение

Потихоньку темнело, и буквы на серой газетной бумаге становилось все труднее различать. Они будто бы оставались на своих местах, вроде даже сохраняли привычные формы, но вот смысл ухватить было, чем дальше, тем сложнее. А если, как заметил Женька, остановиться на какой-нибудь одной букве и смотреть на нее, то остальные через некоторое время начинали словно подмигивать, мельтешить, роиться, и, если после полуминуты такого дела сдвинуть глаза в сторону, можно было прочитать что-то совсем друге, не то, что напечатано.

Поразвлекавшись таким образом минут пять, Женька почувствовал, что глаза заболели. В комнате медленно, неспешно становилось темно. Окна зала выходили на запад, но солнце уже опустилось за горизонт, а вернее, за гаражи. Он отложил районку и просто сидел в кресле, в ленивом оцепенении, свернувшись и подтянув коленки. Один раз снова взял газету, чтобы посмотреть, на что похожи теперь буквы, но, как ни напрягал глаза, не смог прочитать больше одного слова. Фотографии, и так плохого качества, в темноте совсем расплылись, лица превратились в белые пятна с черными впадинами глаз и ртов. Вокруг них громоздилась тьма, ранее бывшая фоном: унылыми кабинетами, портьерами, кронами деревьев. Дурацкий цветок над головой библиотекарши утонул в черном, став похожим на тонкую черту. Женька вдруг подумал, что он напоминает веревку, тянущуюся вверх от шеи, от равнодушного белого лица. Вообще все лица стали непривычными, в них проглядывала не то недовольная отрешенность, не то насмешливое упрямство. Словно все эти люди думали о чем-то недобром. Не тогда, когда их фотографировали. Теперь.

Побаиваясь, что он увидит что-нибудь похуже, Женька торопливо сложил газету и кинул на диван. Сумерки играли с глазами злые шутки. Пока те успевали привыкнуть к уровню гаснущего света, становилось еще темнее, и разум, проигрывая тьме в скорости, старался сам дорисовать недополученное. Получалось не очень здорово.

Женька, присидевшись, ленился встать, пусть даже хотелось чаю. Но для этого надо было идти на кухню ставить чайник, а значит – распрямлять ноги, отклеиваться от теплой спинки уютного кресла, шевелить руками. Не хотелось совсем. Хотелось сидеть вот так, и Женька подумал, что это даже неплохо – отключение. Сейчас он смотрел бы телевизор, как в сотни других одинаковых вечеров, а так – просто отдыхает.

Веерные отключения приходились на их дома три раза в неделю. Иногда чаще. «Их домами» Женька называл две пятиэтажки, жмущиеся друг к другу углами: ту, где жил он, и соседскую, во двор которой бегал гулять и где через забор можно было пролезть на территорию почты.

На почте, кстати, сейчас рычал дизель, негромко и сонно, как большой жук, которого закрыли в коробку. Самый вечерний звук, подумал Женька. Их подстанцию всегда отключали вечером. Домам за почтой везло больше, у тех света не было во второй половине дня, а включали его, как только начинало темнеть. Это было несправедливо, и Женька недолюбливал пацанов из домов за почтой за такое дело, хотя понимал, что они ни при чем. Но все равно какая-то незримая преграда между теми и своими пацанами была, чего скрывать.

Он вспомнил почему-то, как однажды шел через те дворы и увидел старуху в проеме темного подъезда. Она молча глазела на него, став в дверях, прямо-таки не сводила взгляда. Как назло, во дворе было пусто: ни человека, ни даже облезлой собаки, только эта бабка с неприятным лицом, и все. Ему тогда показалось, что она сейчас привяжется – мол, ходят тут, или погонит его, но та просто стояла молча и смотрела, и Женька, помнится, подумал, что лучше б уже сказала что-нибудь, чем так. Это было в прошлом году, еще в пятом классе, но вот внезапно вспомнилось.

Вообще, подозрительных людей он опасался, и не без основания. Было как-то неспокойно, в городе за этот год пропало несколько человек, и среди них были дети. Никого из них Женька не знал, но по разговорам выходило, что они сами кого-то пустили в дом в отсутствие взрослых или пошли гулять по темному городу. Ирку Лайду, бывшую одноклассницу, какие-то люди чуть не затолкали в машину, она вырвалась и убежала. Весь город говорил об этом неделю. Вскоре после того Женька на соседней улице остановился посмотреть на иномарку, темно-синюю «тойоту», и не сразу понял, что с заднего сиденья на него, не мигая, смотрит в ответ женщина с плоским лицом и светлыми глазами. Рот у нее был как будто каменный или парализованный, что-то с ним было не то. Женька поспешил уйти.

Вообще, сейчас почему-то всякие такие воспоминания полезли одно за другим. Наверное, расплывчатые лица с фотографий в районной газете что-то такое навеяли в сумерках. Они и тишина.

Вот, например, Юрка Билин рассказывал,