Самая страшная книга 2014-2025 - Ирина Владимировна Скидневская

свет каким-то образом только подчеркивал ее силу, словно чтобы контрастом оттенить чернильные тени. От запаха сгоревшего газа, а может от страха, дышать было трудно, начинала болеть голова. Руки были ледяными и мокрыми, ноги – ватными; на затылке каждый волосок стоял дыбом, по ощущениям, там гуляли искры; озноб и жар попеременно обдавали спину.

Не мог он войти на кухню. Не мог. Там, за углом, на столе, поджав ноги, кто-то сидит – вот что он увидит, если пойдет вперед. Даже если там никого нет, все равно увидит. Слишком слабый там свет, слишком он напуган.

А еще там вентиляция.

Нужно в зале, в буфете найти зажигалку. С ней найти свечку в прихожей. И тогда все будет нормально. Где-то хранились запасные свечки, но он не знал, где. Хорошо бы они тоже в буфете нашлись.

Темнота давила, стены жали, теснота, замкнутость, мрак поглощали его, пока по кусочку, но скоро от него не останется и следа. Страстно захотелось куда-то наружу, на простор, где хотя бы небо над головой будет светлее земли, пусть ненамного, но не будет никаких углов, никаких дверей, ни отражений, ни телефонов.

Женька отступил от кухни и сделал шаг в зал, изо всех сил ожидая удара дверью или мерзкого смешка в углу.

В зале кто-то шуршал. Возле окна. Стучал по подоконнику.

Да нет, шорох снаружи, за окном. Конечно, это все дикий виноград, тут его больше, чем в спальне, он рос на клумбе и вился по натянутой отцом проволоке. Теперь его лозы засохли, и ветер заставляет их скрести по подоконнику и стучать в стекла… Так ритмично… Тук-тук… тук-тук… Тук-тук…

По кухонному подоконнику кто-то на самом деле постучал и тут же завозился у водосточной трубы. На кухне капнула из крана вода – вдруг. И Женька представил, кто на самом деле повернул кран. Сейчас черной волосатой лапой, похожей на лапу чучела волка из того же музея, он повернет ручку конфорки, выключая последний свет в этом, становившемся чужом, жилище.

И тогда женщина выйдет из-за двери, низкая, быстрая, седая, с белыми глазами, и вместе с лохматым из темноты прихожей они набросятся на него.

Тот, в подъезде, грузно привалился к двери.

И тогда Женька не выдержал и побежал. Сквозь душащую темноту, толкнул дверь в спальню, перепрыгнул в темноте свою кровать, под которой могло быть что угодно, дернул тюль в сторону и схватился за гладкую стальную ручку рамы. Повернув вторую, он рванул створку на себя, свалил цветок, наступил на штору и оборвал ее и, вдохнув свежего воздуха, чувствуя каждым квадратным миллиметром кожи волну темных крючковатых рук, которые внутриквартирная тьма протянула за ним, обжигаясь от ужаса не успеть, присел на жестяном подоконнике и спрыгнул вниз, как уже делал, пусть летом и днем, но он знал высоту и знал, как прыгать.

Ноги ударили о твердую, почти бесплодную, полную строительного мусора землю под окном, Женька упал на колени. Уши заложило, в голове была серая вата. Странно, но снаружи было глухо, беспросветно темно, а он видел, поднимаясь, силуэты.

Он понял, когда выпрямился. Они обступили его полукругом, прижав к стене, призрачные, как пряди пара, высокие, неподвижные. Горько, холодно было внутри, но зато он хорошо понял, что натворил. Они не могли забраться в квартиру, не могли, не существовало ничего под кроватью, на кухне или в вентиляции. В квартире темнота была просто отсутствием света, а снаружи – нет. И эта тьма вытаскивала, выкуривала его из квартиры фальшивым страхом, чтобы забрать с собой теперь, когда он оказался снаружи. Как того Славку, как остальных. А в следующее отключение придет и чей-то еще черед.

Было тихо – только какой-то гул, хотя ветра, как оказалось, не было. Ни теплая, ни холодная, над миром стояла ночь, и в ней можно было найти многое, только оно не ждало, чтоб его искали, – оно само забирало себе кого хотело. Или могло.

Они стояли, глядя на Женьку, и он узнавал их лица, пусть они смутно текли, менялись. Прошло не больше двух секунд с момента его прыжка, но он успел увидеть их и узнать: лицо пьяного в кепке, ломившегося в дверь, лицо новогоднего наркомана, лицо человека, что однажды долго стоял во дворе и смотрел в окна, и того дядьки, что шел когда-то за ним от самой школы после уборки территории, пока Женька не оторвался, сделав крюк вокруг здания ЦСУ, лицо женщины из дорогой машины и старухи у подъезда. Лицо Серого, который рассказывал про вентиляцию. В них было что-то общее: светлые глаза, каменный, будто онемевший, чуть кривой рот.

Он видел их сейчас почти так же ясно, как днем, пусть они были лишь прядями тумана в темноте. Они смотрели на него, протянув руки, и туман стекал с их пальцев, почти невидимых в глухой тьме.

А потом дали свет.

На Женьку упал теплый желтый прямоугольник из открытого окна и сияние соседских окон. Очертили улицу светлые квадратики противоположной стороны – там были частные дома; загорелся оранжевый фонарик у магазина, а ярче всего были простые уличные фонари, сиявшие словно на столичном проспекте. Прожектор на крыше педучилища отсвечивал в небо, и не было никаких теней с лицами и тумана тоже.

Женька обернулся на открытое окно. Ему стало стыдно, нестерпимо стыдно за свою дурную истерику и испуг. Теперь все проходило. Ночь была ночью, каких он видел тысячи. В темноте, хоть немного разбавленной электрическим светом, уже ничего не таилось.

Умом он понимал, что, наверное, чудом пережил этот вечер. Зато знал, что в его квартире ему точно ничто не угрожает. Раз этому чему-то, темному, большому и страшному, пришлось приложить столько усилий, чтобы выманить его на улицу, значит, проникнуть внутрь оно было бессильно.

Женька постоял, приходя в себя, вдыхая свежий воздух, потом нашарил в кармане ключи и пошел вокруг дома, к подъезду.

Он не слышал, как в квартире снова громко и настойчиво зазвонил телефон.

Виктория Колыхалова

Ведьмин ключ

Город рос. Ввысь и вширь. Наступал на пустыри, перелески и промзоны. Сжирал частный сектор пригорода. Разматывал асфальтовые ленты дорог. Раскатывал газоны и скверы. Осушал болота, засыпал хлорной известью помойки, дегазировал токсичные отстойники. По сходной цене предлагал своим жителям новые места для счастливой жизни, второпях хороня неприглядную историю.

Новый комфортабельный поселок, получивший название Зеленый Лог, расположился в живописном местечке между пологими отрогами Ергенинских гор и плавным поворотом волжского берега.

Благоустраивая территорию района, застройщики обнаружили природный родник с кристально чистой, удивительно вкусной водой. Гидрохимический состав позволял использовать ее как питьевую при минимальной, чисто символической очистке. Этот дополнительный бонус был радостно распиарен маркетологами в рекламной кампании риелторской фирмы, продающей квартиры в новом поселке. Для пущего ажиотажа вода была объявлена исключительно целебной. Ее бесплатно завозили в детские сады и школы Зеленого Лога, а в местных магазинах она продавалась с хорошей скидкой.

Не прошло и года, как сверкающие чистыми окошками новые дома постепенно заселились. Лестничные клетки украсились цветными ковриками и пропахли борщом и котлетами. Парковки заняли разнокалиберные машины, на лавочках у подъездов расселись блаженные старушки, на детские площадки высыпалась, как горох, визгливая детвора.

* * *

Ранние ноябрьские сумерки наполнили улицы. Школьники спешили по домам после второй смены. Кого-то встречали родители, те, кто постарше, расходились самостоятельно через ярко освещенные дворы. Кустарник и деревца, высаженные вокруг домов и на детских площадках, еще не подросли и почти не давали тени. Из любого окна можно было наблюдать, что происходит в каждом уголке двора.

Компания подростков обосновалась на низких скамейках возле пустующей детской горки. Довольно быстро заморозив тощие зады на голых досках, они принялись кружить по площадке, придумывая, чем бы заняться.

– Пивка бы щас! – мечтательно произнес Санек, рослый худощавый одиннадцатиклассник.

– Ага, холодненького, – передернул плечами невысокий очкарик Денис.

– Точно! Сгоняй, ботан, – не уловив иронии, обрадовался Санек, – вон магазин за тем домом, там «Балтика» всегда есть.

– Ты чего?! Мне не продадут, – уже напрямик пояснил очкарик.

– Нам никому не продадут, – решил вмешаться Илья, крепыш с рябым от прыщей лицом, – там наша соседка теть Ира работает. Она ни за что не продаст. У ней муж алконавт.

Объяснение было для всех более чем доходчивым. Тема пива была закрыта.

– Ну тогда воды хотя бы, – снова подал голос Санек. – Пацаны, я реально пить хочу.