Взгляд Медузы - Торкиль Дамхауг

Сигни Брюсетер стояла на ступенях перед входом в дом и с тоской разглядывала белые поля, простиравшиеся до самой деревни, расположенной ниже по склону. Она не любила зиму: зима и так всегда тянулась слишком долго, а тут уже с середины октября все мело да мело. Ее дом стоял в самом конце проселочной дороги, почти в двух километрах от шоссе. Фермер, который обычно расчищал дорогу от снега, был надежным человеком, но что делать, если он заболеет или если у него трактор не заведется и его придется отбуксировать в мастерскую? Мысль о том, что она окажется отрезанной от мира здесь, на краю леса, заставила Сигни содрогнуться и горько пожалеть о том, что она переехала в эту глушь. Она плотнее закуталась в толстую шаль, торопливо перебежала двор и открыла ворота гаража. Зимние шины она хранила на бензоколонке в Омуэне — хозяин был ее знакомым, с ним она всегда могла договориться, и он готов был переставить ей покрышки по первой просьбе. Так что сейчас главным было добраться до шоссе и потом преодолеть семь километров до бензоколонки «Эссо».

К счастью, снежок падал легкий и еще не подморозило. Но все-таки на спуске она предпочитала ехать на первой передаче. В новостях передали новую информацию об убийствах в Осло. Она уже не желала больше ничего слышать об этом, но все-таки не смогла себя заставить выключить радио. Пока нет никаких подозреваемых, сказал диктор, а дальше последовало интервью с женщиной, занимавшей какой-то высокий пост в полиции, какой-то Пая-что-то: «Мы внимательнейшим образом относимся к тем сигналам от населения, которые к нам поступают, и просим всех, кто может что-либо сообщить, обращаться к нам». Сигни не понравился ее голос, пронзительный такой. «Да, с большой долей уверенности мы можем утверждать, что между двумя этими делами наличествует связь. Но ни одна из жертв не была убита медведем». Как-то высокомерно она говорила. «Нет, ни в коем случае. В этой связи представляется абсолютно безосновательным требование превратить Южную Норвегию в зону, свободную от медведей».

Дальше в новостях пошла речь о бомбе, взорвавшейся в автомашине где-то в Ираке. Сигни выключила радио и попыталась разглядеть что-нибудь сквозь белые хлопья, так и валившиеся на лобовое стекло. «Не справляются они, — тяжко вздохнула она. — Совершенно не представляют, как быть». Она всю ночь не спала. Скоро у нее кончатся и хлеб, и кофе, а она не успевает заскочить в магазин. Она согласилась выйти на внеочередное дежурство. Метте Мартин всегда была приветлива и любезна, но было совершенно ясно, что она ожидает от Сигни, чтобы та выходила на работу по первому же требованию, если кто-то заболеет. Так и бывает, когда живешь одна и некому о тебе заботиться. Но эти послеобеденные дежурства были уж совсем некстати, потому что домой она успевала вернуться не раньше восьми, и тут уж было поздно приниматься за готовку. У нее оставалась миска супа со шпинатом, можно будет разогреть его и сварить пару яиц.

Рогера Охейма, хозяина бензоколонки, Сигни без колебаний назвала бы человеком с большим сердцем. Он, оказывается, двоюродный брат Осе Берит Нюторпет, вместе с которой она работает в Рейн-коллене. Он всегда подмигивает Сигни: хотя ему, должно быть, уже около шестидесяти, он остается дамским угодником. Да, кто-то рассказывал, что он недавно в очередной раз стал отцом. И сейчас, когда Рогер увидел, в каком она отчаянном положении, он отложил все свои дела, чтобы разобраться с ее покрышками, без которых она не смогла бы передвигаться в такую погоду.

За прилавок вместо него встал молодой парень, с которым Сигни была знакома еще до того, как переехала сюда. Хотя не такой уж он и молодой, ему, наверное, скоро стукнет тридцать. Ведь она была его учительницей лет двадцать тому назад, в начальной школе Конгсвингера. Это было то еще удовольствие — он был редкостным пакостником. Достаточно сметливым, когда хотел, но это не часто случалось. Он с малых лет начал прогуливать школу, болтался с ребятами лет на пять-шесть старше себя и пил пиво. Когда он перешел в среднюю школу, то и вовсе покатился по наклонной плоскости. Вроде бы даже срок отсидел, и вот теперь, значит, вот он где. Вид у него был все еще неважный, он был обрит наголо, и кожа головы украшена татуировкой. Но такой уж Сигни была человек — ей до всех было дело. Она нет-нет да и заглядывала на бензоколонку купить чего-нибудь вкусненького и поболтать с парнем.

Но в это утро, когда Рогер Охейм домкратом приподнял кузов и занялся покрышками, она села на продавленный диван в углу и принялась листать газету. У второй из погибших женщин остался ребенок восьми лет. Вокруг того места, где ее нашли, обнаружили медвежьи следы. «Здесь-то, в горах, мы завсегда так жили, с медведями, — сказала Осе Берит несколько дней тому назад, когда Сигни показала ей фотографии первой из убитых женщин. — Может, хоть щас до них дойдет, каково это».

Но она и еще кое-что сказала, и Сигни все никак не могла этого забыть: «Я знаю людей, что готовы далеко зайти, чтобы заставить этих шишек городских взяться за ум. Да уж, далеко; вот возьмут да усыпят медведя, свезут его поближе к Осло да и выпустят там». — «Вы же не думаете, что кто-нибудь знакомый мог такое сотворить!» — запротестовала Сигни. «Ничего я не думаю. Но как знать, может, у меня есть и такие знакомые, что думают что-нибудь этакое».

Вот эти-то мысли и не давали Сигни уснуть. За последнюю неделю Осе Берит несколько раз намекала на то, что она знает кое-что о том, что случилось в Осло. И каждый раз все так же проводила двумя пальцами по губам, будто застегивая рот на молнию.

К тому времени, когда Рогер Охейм закрепил последнюю из зимних покрышек, Сигни решилась. Она была не в состоянии дольше держать это в себе, придется сообщить куда следует.