Аномалия, рожденная смертью - Георгий Александрович Егоров

Фёдор усмехнулся, но улыбка вышла сквозь зубы.

— А моя доля? — вдруг спросил он. — За что мне рвать жилы? Только ради твоей кормушки?

— О! Вот это уже деловой разговор! — оживился Кириллыч. — С каждой победы — твои десять процентов.

Фёдор громко выдохнул через нос.

— Иди сам тогда и дерись. Может тебе и маска бомжа не нужна.

— Ахах... — Кириллыч фыркнул. — Смешно. Ты — мой пленник. И всё же, ладно... Сколько хочешь?

— По-честному. «Пятьдесят на пятьдесят», — спокойно сказал Фёдор.

Кириллыч вжался в спинку скамьи. Лицо его потемнело, как хмурое небо перед грозой.

— Ты охренел? — зашипел он.

Но тут из зала раздался рев.

На ринг вышел он — король. Огромный. Европейская внешность, мышцы как бетон, рост — под два метра, вес — с грузовик. Лысый, сверкающий, как статуя злобы. Его противник — азиат. Тоже крупный. Но дрожащий. Глаза бегали. Страх — тотальный, как вирус в крови.

Начался бой.

Король двигался неторопливо. Сандалии шуршали по песку. И вдруг — удар. Не по человеку — по песку. Всплеск, и песок — в глаза азиату. Тот вскрикнул, инстинктивно потянулся к лицу. И в эту секунду — удар ногой в грудь. Воздух вышел из него, как из пробитого мяча. Он отлетел назад, ударился спиной о доски.

Фёдор сжал кулаки.

Король шёл как на прогулке. И бил. Бил по голове, печени, селезёнке. Азиат плевался кровью. Король подбадривал зрителей, позировал, смеялся. Потом — финал. Подошёл. Взял за горло. Резко рванул. Гортань хрустнула в его руке, как куриная кость.

Фёдор не отрывал глаз. Его трясло. Это был не бой. Это было — убийство с аплодисментами.

— Ну что, — сказал Кириллыч. — Пора и тебе.

Фёдор не встал.

— Удачи тебе, Кириллыч. «В первом бою», — спокойно сказал он и скрестил руки на груди.

— Не понял. Это что за бунт?

— Мы не договорили. За что мне умирать? Ради тебя?

— Пятнадцать процентов. Уютная комната. Трёхразовое питание. И чтоб без понтов, сопляк!

Фёдор усмехнулся. Это была усмешка без радости.

— Пятьдесят. Или пошёл ты.

Кириллыч достал мобильник. Нажал пару цифр. Поднёс к уху.

— Убейте его отца и мать. А девку... сначала повеселитесь, потом ликвидируйте, — сказал он ровно, как будто давал заказ на пиццу.

Фёдор резко повернулся.

— Ладно, ладно! Всё понял!

Кириллыч молча смотрел на него. Глаза были ледяные.

— В Китае тебя никто не найдёт, Фёдор. И твою семью — тоже. Так что... закрепим договор?

Фёдор сглотнул.

Он не боялся боли. Он боялся — бессмысленной смерти своих близких. И он знал: если сейчас скажет "нет" — всё закончится. Навсегда.

— Тридцать. И два боя — сегодня. «Потом будем говорить дальше», — сказал он. — И, да. Наручники сними. Или ты совсем трус?

Кириллыч махнул бойцам.

— Отстегните. Пусть почувствует свободу перед клеткой, — сказал он и добавил, почти ласково: — Иди, Школьник. Сегодня твоя премьера. Только постарайся не сдохнуть слишком быстро. А то я тебе даже памятник не поставлю.

Песчаная арена

Пахло пылью, потом и железом. Свет бил ярко, но не сверху, как на обычном ринге, а от десятков подвешенных по периметру ламп, ослепительно-белых, как допросные в кабинете следователя. Фёдор стоял в центре арены, окружённой стенами из дерева и людскими силуэтами на балконах. Под ногами хрустел мелкий песок, с которым мешалась засохшая кровь. Она была повсюду — в трещинах пола, на деревянных опорах, даже на стальных прутьях, которыми огорожена арена.

Он знал — это место не спортзал. Это бойня.

Стены говорили за себя: на одной из них иероглифами были выведены имена бойцов и цифры. Коэффициенты. На «Школьника» — шесть к одному. А это значило только одно: его считали мясом. Разменной монетой для ставок. Трупом, которого ещё не уложили, но уже подсчитали выигрыш.

— Ай да Кириллыч, ай да сукин ты сын... — с хриплым смехом выдохнул Фёдор, когда увидел, кого против него выпустили.

На арену выскочил чернокожий мужчина — гибкий, как змея, с телом танцора и глазами хищника. Его волосы струились вьющимися кудрями по плечам, а движения были настолько стремительными, что казались нереальными. Он двигался, будто плевал на законы физики — сальто, винты, резкие вращения в воздухе. Казалось, он не касался земли — левитировал, словно демон.

Фёдор смотрел, как тот выписывает пируэты, и в голове всплывал старый фильм с Ван Даммом. «Капоэйра… Вот откуда ты, черт подери…» — вспомнил он, и вдруг хохотнул. Не от веселья, а от абсурдности ситуации.

— Он там что, ржёт?! — недовольно прошипел Кириллыч, сидящий где-то в тени за перилами.

Капоэйрист, услышав смех, остановился и уставился на Фёдора. Несколько секунд — абсолютная тишина. А потом он сорвался, сделав винт с разворотом, устремившись в сторону «Школьника».

Фёдор исчез. Просто испарился из той точки, куда летел удар. Кириллыч даже привстал — не поверив глазам.

Всё произошло в считаные мгновения. Фёдор метнулся к краю ринга, запрыгнул на помост, оттолкнулся, развернулся в прыжке и с силой вбил прямой кулак в грудь противника — точно в область сердца. Раздался смачное, влажное "хрясь", будто кто-то переломал ствол дерева. Тело соперника рухнуло, как мешок с мясом. Песок под ним тут же окрасился алой кляксой.

Наступила тишина. Абсолютная. Так тихо, что Фёдор слышал собственное сердцебиение — глухой, панический стук где-то в груди.

Он поднял взгляд — на балконах, за деревянными перегородками, десятки лиц. Китайцы. Мужчины в костюмах, женщины в мехах, кто-то в кимоно, кто-то в спортивных куртках. Все — молча смотрели. И ненавидели. Не человека. Не Фёдора. А того, кто нарушил их прогноз. Их деньги.

Через мгновение тишину прорезал скрип двери. Вышел человек в белом халате, сел на корточки, нащупал пульс, потом медленно поднялся и, повернувшись к публике, показал над головой крест. Аплодисменты начались вяло. Потом нарастали. И вот уже зал гремел — рукоплескал победителю, чужаку, пришельцу из ниоткуда.

Фёдора увели. Он шёл, не чувствуя ног. Всё казалось сном. Коридоры — как кишки огромного зверя. Пахло плесенью, хлоркой и кровью. В комнате, куда его завели, был кожаный диван, телевизор, бутылка воды и — Кириллыч. Спокойный, ухмыляющийся, с бокалом виски в руке.

— Первый бой пройден. Браво. «Неожиданно для боксера», — сказал он и поставил стакан на стол. — Напоминаю: следующий бой будет сложнее. Готов надрать задницу новому зверю?

— Как будто у меня есть выбор, — спокойно ответил Фёдор. Говорил спокойно, но внутри клокотал яд.

— И помни, — повар нахмурился, — бой считается оконченным, только если соперник мертв. Это не ринг,