Наследие души - Е. Е. Холмс

оттенков развешаны картины в рамках, обычно нейтральные по содержанию – акварельный букет цветов, тачка с садовыми принадлежностями… Среди них разбросаны изображения умилительного или юмористического характера, призванные успокоить нас: радостные дети, играющие в докторов; котята, опасно цепляющиеся за ветки деревьев, над глупыми надписями вроде «Просто отрываюсь!».

Чтобы избежать гипнотического притяжения этих художеств, можно развлечь себя подсчетом фикусов в горшках или пролистыванием журналов, на которые не подписывается никто, кроме персонала приемной. Когда эти бессмысленные развлечения перестанут вас успокаивать, вы можете оглядеть других посетителей, томящихся в разных концах комнаты, но едва сдерживаемая паника на их лицах только усилит вашу собственную.

Когда меня привезли в больницу в ночь гибели мамы, я наотрез отказалась сидеть в той чертовой приемной и просто торчала на улице вместе с полицейским, примостившись на тротуаре. В аду должна быть приемная… или она и есть ад.

И вот я оказалась в приемной доктора Томаса Хильдебранда, на редкость отвратительной, хотя у меня появилось предчувствие, что на этот раз сам прием принесет больше разочарований, чем комната ожидания. Карен предлагала остаться со мной, но я отослала ее за кофе. Не стоило подвергать нас обеих пыткам приемной, да и осознание ее присутствия рядом оказывало бы на меня дополнительное давление. Честно говоря, я думаю, что и без того достаточно напугала ее. И к тому же я еще не совсем простила ее за то, что она заставила меня пройти через это испытание.

Карен старательно изображала беззаботность с того момента как забрала меня на зимние каникулы, но меня не так-то легко одурачить. Она еще не оправилась после телефонного звонка декана Финндейл и моих невнятных объяснений и явно чего-то недоговаривала. Всю дорогу до дома и за ужином она с тревогой поглядывала на меня. В конце концов я притворилась, будто у меня разболелась голова, и в восемь вечера отправилась спать, просто чтобы сбежать от нее. Но это принесло мне лишь короткую передышку. Карен взорвала настоящую бомбу, когда поднялась ко мне пожелать спокойной ночи.

– Ты же не серьезно.

– Это условие твоего возвращения в колледж на второй семестр, – сказала Карен.

– Они вообще имеют на это право? Как можно вот так вмешиваться в мою личную жизнь? Это не их собачье дело.

– Это становится их делом, когда они вкладывают деньги в твою стипендию. Ты – инвестиция, Джесс, и они хотят получить отдачу.

– А если я откажусь?

– Можешь, но тогда потеряешь стипендию.

– Но к психиатру?

– В мире случаются вещи и похуже, Джесс. Возможно, это даже пойдет тебе на пользу, если оставить в стороне историю с Эваном. Ты еще даже толком не пришла в себя после смерти мамы.

– Я справляюсь.

– Что ж, теперь ты сможешь поговорить с профессионалом, имеющим опыт в таких делах. Ты, возможно, удивишься, обнаружив, насколько это помогает.

– Я уверена, что ты глубоко ошибаешься, – проворчала я.

Очевидно, она решила, что переубеждать меня не стоит, поэтому после разговора оставила меня в покое – по крайней мере я так думала. Когда я проснулась посреди ночи, рыдая от своих привычных ночных кошмаров, ее ноги в тапочках уже маячили под дверью, отбрасывая длинную тень в круге света из коридора. Уверена, она, как и все остальные, думала, что я совсем спятила или переживаю какой-то посттравматический стресс. Разница в том, что теперь она была для меня кем-то вроде родителя и, вероятно, чувствовала ответственность за мое психическое здоровье.

Но никакие благие намерения Карен не могли мне помочь, потому что она понимала лишь малую толику хаоса, царившего в моей душе. Конечно, она знала, что я скучаю по маме. Как бы я ни пыталась это скрыть, правда заключалась в том, что меня не покидало ощущение потери лучшей части моей собственной идентичности. Пока мы колесили по стране, безжалостно вырывая все корешки, которые удавалось пустить, мама оставалась единственной константой в моей жизни. Мы всегда были вдвоем – ни отца, ни братьев, ни сестер, только мы. Мама, возможно, и была настоящим несчастьем, но то было мое несчастье, и теперь, лишившись заботы о ней, я чувствовала себя совершенно потерянной. И все же даже под тяжестью страшного груза ее отсутствия, осознания окончательности произошедшего я внезапно задалась вопросом, насколько это окончательно на самом деле. Эван был мертв, но явился мне, даже защитил меня. Неужели это так странно, так невозможно – думать, будто то же самое может произойти и с мамой? Как я могла отпустить ее, если крошечная частица меня цеплялась за надежду, что следующим призрачным лицом, которое явится мне, будет лицо мамы?

* * *

Приторный голос секретаря прервал мои размышления.

– Джессика? Доктор Хильдебранд готов вас принять.

Я встала и последовала за ней через дверь по узкому коридору.

– Не хотите ли оставить свою куртку? – предложила она, указывая на вешалку в углу.

– Нет, спасибо. – Наверное, это ребячество, но когда куртка была при мне, я чувствовала себя так, словно просто проходила мимо.

Секретарь тихо постучалась и, не дожидаясь ответа, открыла дверь, отделанную глянцевыми панелями.

Кабинет доктора Хильдебранда был обставлен вычурной мебелью из красного дерева. Доктор – лысоватый, с избыточным весом – сидел за большим столом; многочисленные дипломы и сертификаты парили над его головой, словно нимб. На лице его выделялись нос картошкой и слабый подбородок, который он компенсировал, задумчиво выпячивая челюсть.

– Джессика, очень приятно познакомиться. – Голос доктора Хильдебранда был вкрадчивым и текучим, как у тех рассказчиков в аудиокнигах по самопомощи. Возможно, он и сам выступал в такой роли.

– Мне тоже, – солгала я.

– Не хочешь присесть? – Он жестом указал на стул.

Хорошо, что не на диван, обрадовалась я.

– Что ж, Джессика, почему бы нам не поговорить о том, что побудило тебя прийти ко мне на прием и что мы надеемся получить от этих сеансов.

Не сумев различить вопрос, требующий ответа, я просто кивнула.

– Я поговорил с твоим деканом. Она очень беспокоится о тебе, и ей было бы спокойнее, если бы кто-то помог тебе во всем разобраться. Думаю, и тебе стало бы легче. – Он вкрадчиво улыбнулся. – Я бы хотел оказаться тем, кто тебе поможет. Ты не против?

– Как скажете. – Как будто у меня был выбор.

– Великолепно.

Он достал из ящика стола блокнот в кожаном переплете и приготовился к исполнению своей миссии, в чем бы она ни заключалась. Я только никак не могла понять, что великолепного он находил в моей ситуации.

– Итак, Джессика, для начала мне хотелось бы узнать тебя немного лучше. Почему бы тебе не рассказать