Бредень - Лин Андерсон

Эдвард перенес интервью с Коннелли на половину пятого. Потом позвонил в больницу. Фиона почти успокоилась.

— Джонатану гораздо лучше, — сказала она, — но пока сохраняется вероятность поражения печени. Если бы ты только раньше нашел его.

Эдвард предпочел не заметить ее обвинительного тона и пообещал приехать в больницу сразу после интервью.

— Что ты сказал Иену?

— Я сказал ему правду. Он считает, что огласки удастся избежать.

— Хорошо было бы.

Она пожелала ему удачи. Да, удача ему понадобится как никогда.

Он подумывал рассказать ей об электронном письме, но что-то удержало его. Он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о том, что он прочитал на экране компьютера.

Даже Фиона.

Прочитав письмо, Эдвард пошел в ванную, где его вырвало. После этого он забегал по дому, громко ругаясь.

Когда он успокоился, то начал размышлять.

Что было бы с Джонатаном, если бы он сообщил в полицию об этом письме? Эдвард содрогнулся. Это было бы ужасно. Они стали бы расспрашивать Джонатана об этой… этой гомосексуальной связи. В конце концов, может статься, что это просто чушь. Чего только дети не напишут в своих мейлах. Пускают друг другу пыль в глаза.

Нет. Он должен помалкивать. Ради Джонатана. Следует подождать, пока Джонатан будет вне опасности и у них выдастся возможность поговорить. Его долг — защищать своего сына.

Джонатану для выздоровления нужен покой. Он не справился бы с потоком вопросов прямо сейчас. Не дай бог, думал Эдвард, что-нибудь просочится в газеты.

Он заглушал в себе слабый голос совести, который напоминал ему о других детях, попавших в сети педофилов. Он сообщит в полицию, но не сейчас. Он займется всем этим, когда Джонатану станет лучше. Ради Джонатана их семью необходимо уберечь от скандала.

К Эдварду постепенно возвращалось хладнокровие. Он сосредоточился на интервью Коннелли. Ему и раньше доводилось переживать бури, переживет и эту.

Но сэра Джеймса придется посвятить, понял он. Он поддерживал Эдварда, продвигал его. Придется ему сказать.

Он оставил сообщение для сэра Джеймса у его секретаря в Париже. С просьбой перезвонить как можно скорее.

Потом он сел и стал готовиться к интервью.

Рона услышала, как Тони в лаборатории говорит по телефону. Только она направилась туда, чтобы узнать, кто звонит, как он появился в дверях лаборантской и сообщил:

— Крисси очень извиняется, но она плохо себя чувствует. Она выйдет завтра.

— Хорошо.

— Еще она просила передать, чтобы ты не беспокоилась.

— Спасибо.

Тони постоял, ожидая, не скажет ли она чего-нибудь еще, но она молчала. Он пожал плечами и вернулся к работе.

По крайней мере, она теперь знает, что у Крисси все в порядке. Судя по этому немногословному сообщению, с Нейлом тоже ничего ужасного не случилось. Но звонок избавил ее лишь от одной причины для беспокойства. Ей еще предстояло решить, как поступить с Гейвином, и это без помощи Крисси и ее здравого смысла.

Гейвин мог связать странности в ее поведении в ту ночь с результатами интернет-поисков и сообразить, что ребенок, которого она искала, имеет к ней какое-то отношение. Он не дурак. Но злодей ли он?

Злодей. Какое нелепое слово. С Гейвином ей было легко и надежно, она интуитивно доверяла ему. Напрасно она сразу не попросила его объясниться. Почему же она в нем сомневалась? Она поторопилась с выводами. Точно так же, как в истории с Шоном. Шон знал: что бы он ни говорил о той женщине в Галерее Кельвингроув, его уже осудили и приговорили.

Рона попыталась не отвлекаться от работы, но не тут-то было. К пяти часам она истомилась, снедаемая отчаянием пополам со страхом. Она должна что-то предпринять.

Когда Билл Уилсон поднял трубку, Рона, заикаясь, поведала ему о том, как познакомилась на вечеринке с неким Гейвином Маклином, который сказал, что знает Билла, и вот ей пришла мысль…

— Что это ты — проверяешь через меня своих поклонников?

Она постаралась ответить как можно беззаботнее:

— А через кого еще мне их проверять?

— Так чего же ты от меня хочешь?

— Он сказал, что сотрудничает с полицией.

— Ну?

— Это правда?

Повисла секундная пауза.

— Да. Хотя он не должен был об этом упоминать. Наверное, старался произвести впечатление.