Смерть от воды - Торкиль Дамхауг

Снег еще не перестал, когда она шла по Шлемдалсвайен. Похолодало, и ветер усилился, наметая маленькие сугробы на тротуаре. Лисс получше укуталась в куртку. Она была размера XL и вмещала две ее. Мысль, как вернуть ее хозяину, обожгла ее. Нельзя с ним встречаться. Образы прошедшей ночи всплыли опять, но были нечеткими и уже вызывали не так много чувств. Может, разговор с Далстрёмом так на нее подействовал? Осознание, что есть человек, с которым можно поговорить, успокаивало ее.

Рядом с церковью прошел человек в костюме Деда Мороза и легких туфлях. Он с трудом держался на ногах и все время скользил. Через плечо был перекинут холщовый мешок. Он поднялся на тротуар, сделал несколько осторожных шагов по льду, заскользил, упал и выругался. Зрелище напомнило ей, что на дворе сочельник. Лисс с ужасом подумала о доме в Лёренскуге, но она почти не спала, нужно было принять душ и даже съесть что-нибудь… Сидеть и смотреть на раскисающую Рагнхильд. И безнадежные попытки Таге собрать ее.

Короткий толчок мобильного. Она достала его. На дисплее высветилось: «Сука!» — больше ничего. Она не знала номера Терезы, но поняла, от кого сообщение. Оно прекрасно описывало ее самоощущение, в котором она ступала по снегу.

Вильям, казалось, только что вышел из душа. Темные волосы были мокрые и зачесаны назад. Ей необязательно было заезжать, чтобы пожелать хорошего Рождества. Можно было ограничиться сообщением.

— Плачу десять крон за душ, чистую одежду и чашку кофе, — предложила она.

Впервые она заметила подобие радости в темно-синих глазах.

— Что, Армия спасения уже закрыта? — спросил он.

— Туда я поеду за миской супа.

Он поймал ее на слове. Когда она спустилась, помывшись, с душистыми волосами и в чистом белье из гардероба Майлин, он стоял на кухне и что-то мешал в кастрюле. Она принюхалась.

— Мексиканский томатный суп, — сообщил он. — Для пакетика очень неплохо.

Он подогрел булочки и поставил на стол сыр и блюдо с яблоками.

— Какой молодец, помог кривой старухе, — сказала она дребезжащим голосом старой тролльчихи из фильма, который он, конечно же, тоже смотрел в детстве.

Он улыбнулся.

— Я смотрю, тебе кто-то дал новую куртку, — заметил он. — Ты явно взываешь к человеческой доброте.

Она отхлебнула супу, желания делиться событиями предыдущего дня не было.

— Куда ты собираешься сегодня вечером? — спросила она, чтобы перевести разговор.

— Мы с Майлин собирались на рождественский ужин к Рагнхильд и Таге. Теперь не знаю, — протянул он.

— Поехали все равно, — попросила она, — тогда мне не придется сидеть с ними одной.

— Может быть… А что, кстати, у вас с мамой?

Она была начеку:

— У нас с мамой что-то не так?

Он слегка наклонил голову:

— Ничего, кроме того, что ты, кажется, ее не выносишь.

— Это не так. У меня к ней нет никакого отношения — ни плохого, ни хорошего.

— К собственной матери? Звучит странно. Но Майлин и Рагнхильд очень близки.

Она не могла не ответить:

— А теперь ты думаешь, я ревнивая младшая сестричка?

— Ничего я не думаю. Можешь вообще об этом не говорить.

— Да тут и говорить нечего, — упорствовала она. — Рагнхильд просто такая. С ней невозможно жить, если только ты не резиновый, как Таге. У нее есть свое мнение обо всем в мире, и если твое мнение отличается, ты — дурак. Она сделала жизнь отца невыносимой. Она его выморозила.

Вильям смотрел на нее какое-то время:

— Майлин считает по-другому.

Лисс отодвинула тарелку с супом:

— Майлин приспосабливается. А я — нет.

Она выглянула в окно. Снег почти перестал. Мужчина спешил по улице, таща с собой двух нарядных детишек. Остановилась почтовая машина.

— Пойду покурю, — сказала она и встала.

Она вышла на крыльцо. У сигареты был привкус овечьей шерсти, но ей нужно было покурить. Нужно было что-нибудь покрепче, что могло бы поддержать ее, помочь пережить этот день… Уже полторы недели она в Осло. Оставаться она не собиралась. И возвращаться тоже. Ну просто пазл какой-то! Что-то должно произойти. Она затоптала наполовину недокуренную сигарету между двумя припаркованными машинами, открыла почтовый ящик и достала письма и брошюры, газету и пакет в толстом коричневом конверте.

Стопку она положила на стол на кухне.

— Рождественская почта, — крикнула она Вильяму, который ушел в гостиную.

— Отлично, — ответил он без особого энтузиазма.

Она села доедать суп. Он остыл, но все равно был невероятно вкусным. Она сидела и смотрела на почту. Вдруг ее осенило. Она пролистала всю пачку. Коричневый конверт был адресован Майлин, имя написано черной тушью. Без обратного адреса.