Летний ангел - Монс Каллентофт

Позади них едет черно-белая полицейская машина.

Вечер медленно опускается над дорогой, и лес приобретает свой утраченный зеленый цвет, фальшивый оттенок — как незаточенный нож.

Они с Заком — впереди на «вольво», трое полицейских в форме едут во второй машине. Двое из них только что закончили обучение — парни с могучими мускулами, источающие уверенность, что они в состоянии покончить со всяким дерьмом в обществе. Малин не понимает, как парни такого типа просачиваются через приемную комиссию — наверное, они знают все правильные ответы. Она сама видела в Интернете сайты для желающих поступить в полицейскую академию: «Вот что они хотят от тебя услышать». Естественно, ответы такие, какие нужно, и если ты в состоянии неплохо сыграть свою роль, все проходит гладко.

Третий полицейский — старый верный Петтерссон, работающий на полставки из-за проблем со спиной. Иногда Малин замечает, как он мучается, как растопыривает пальцы, пытаясь отвести в них боль, чтобы хоть как-то ее вытерпеть.

Имен двух качков она не помнит, да и не собирается запоминать — кто знает, надолго ли они задержатся? Такие обычно стремятся в Стокгольм, Гётеборг или Мальмё — вот там настоящая жизнь.

Усадьба просвечивает сквозь деревья.

Подозревает ли хозяйка, что мы вернемся?

Замела следы?

Сбежала?

— Я и Форс стучим в дверь, вы выходите и ждете у машины, — диктует Зак остальным по рации. — Понятно?

Тишина. Собачьего лая не слышно.

Где же собаки?

— Да, — раздается затем ответ Петтерссона.

— Отлично, — говорит Зак и останавливает машину возле дома.

Они выходят.

Странная тишина.

Они идут к крыльцу.

Малин держит ордер на обыск.

Она сбежала в леса?

Что там, внутри?

Тайная комната?

Малин оглядывается через плечо.

Позади в ожидании, в боевой готовности стоят Петтерссон и два качка в закрытой синей униформе. Зной по-прежнему давит, но солнце скрылось за пристройками, так что жара переносима.

— Комната пыток, — шепчет Зак. — А вдруг у нее там настоящая комната пыток?

Малин стучит кулаком по белой деревянной двери.

Никто не открывает.

А вдруг изнутри кто-то наводит на них оружейный ствол?

Может быть. Все может случиться. Эта мысль стремительно проносится в голове у Малин: вспоминаются случаи с американскими полицейскими, которые приезжали на заброшенные фермы и получали пулю в голову, происшествие с коллегой, застреленным в Нючёпинге каким-то психом. Малин знала этого полицейского, он учился на год позже ее в академии, но близко они не общались.

Она еще раз стучит в дверь.

Снова тишина.

Лишь шуршание леса, живых деревьев вокруг.

— Наверное, сбежала, — говорит Зак. — Или затаилась внутри.

— Мы вышибем дверь, — говорит Малин.

— Ты сначала проверь, заперта ли она, — усмехается Зак.

Малин медленно подносит руку к дверной ручке, поворачивает ее вниз — и дверь открывается, словно кто-то специально оставил ее незапертой. Словно кто-то хотел, чтобы они вошли.

В холле тряпичные коврики, деревянная скамья на недавно оциклеванном дубовом полу.

«Все такое чистое, ухоженное», — думает Малин.

В доме тихо.

Она заходит в холл. Зак позади нее, она ощущает его горячее дыхание и знает, что он делает прочим знак рассредоточиться вокруг дома, а одному остаться охранять дверь, быть готовыми ворваться внутрь, если что-нибудь случится.

Кухня.

Любовно отремонтированная — видимо, оставшаяся с сороковых годов, кафель в цветочек, опять тряпичные коврики. Вечерний свет красиво падает тонкими лучами через кружевную штору на окне. Кофейник включен на плите, кофе готов, в духовке что-то печется, запах свежих булочек окутывает кухню. Малин видит на столе противень, накрытый полотенцем, — под его изгибами явно скрываются ароматные пшеничные хлебцы.

— Что за чертовщина? — восклицает Зак.