Темный дом - Алекс Баркли

В открытую дверь гостиной Джо увидел Анну. Она стояла возле большого, прислоненного к дивану прямоугольного предмета, напоминающего картину, и срывала бумагу, в которую тот был завернут. Из-под последнего ее слоя действительно начало показываться полотно в объемной грубоватой раме — разной длины и ширины черные мазки, проведенные наискось, на шероховатой, выкрашенной в белый цвет материи. Распаковав картину, Анна отступила от нее на несколько шагов. Пока она любовалась картиной, Джо вошел в комнату. Услышав его шаги, Анна вздрогнула и повернулась к нему. Джо взял со стола накладную, посмотрел на нее и хмуро произнес:

— Только не нужно мне говорить, что за эту мазню с моего счета снимут триста семьдесят пять евро.

— Снимут, — холодно ответила Анна.

— Да когда же это кончится? — Джо посмотрел на жену.

— Прости, но я заказала ее полтора месяца назад. Брендан снова едет сюда — ему необходим материал для съемок. Так что картина мне нужна.

— Нужна, нужна… — Джо передразнил Анну. — И что еще тебе нужно?

— Джо, ты ничего не понимаешь, — со злостью сказала Анна — Зачем же ты лезешь в мою работу? Да, мне все это очень нужно. И мебель, и картина, и диван, и именно такой пол. — Она обвела рукой комнату.

— Анна, я тебя прекрасно понимаю. — Джо заговорил спокойнее. — Скажу больше — мне нравится твоя работа и твоя целеустремленность. Но только мне хотелось бы думать, что твоя цель — не разорить нас. — Он повернулся и пошел из комнаты. Уже у двери он обернулся и, не останавливаясь, бросил через плечо: — Замечательная картина. Просто сногсшибательная.

Шон повернул за угол, но, увидев группу стоявших неподалеку одноклассников, отпрянул. Трое из них разговаривали между собой.

— Да ладно тебе, нашел кого бояться, америкашек. Да козлы они все.

— Козлы — это точно, но все равно хорошо, что он не появился. А то хреново бы нам пришлось.

— Брось ты, мы все равно бы сделали этих неудачников.

— Не знаю. Тихони — они как раз самые опасные. Черт его знает, что они могут выкинуть.

— Но какой же он тихоня? Он вполне нормальный, как все.

— Да, но я не то хотел сказать. Я имел в виду, что отмачивают чего-то особенное как раз те, от кого меньше всего этого ожидаешь.

— Ну тогда ты у нас самый подозрительный и есть.

Все засмеялись.

— Точно-точно. Ботинки высокие носишь, стрижешься под ноль, косуха вон на тебе какая клепаная. Фильмы со Сталлоне и Шварценеггером по двадцать пять раз смотришь. Нет, с тобой даже рядом стоять опасно, — сказал один из школьников и, испуганно замахав руками, чуть отошел в сторону.

— Да, но только меня никто не собирается забирать в полицию, — возразил тот, о ком говорили.

— Ну ты, задница, помалкивай. Разве Шона кто-нибудь туда забирает?

— Нет… — замялся он. — Но все равно подозрительно как-то. Папаша его рыщет по деревне, чего-то вынюхивает, всех расспрашивает. Тоже мне, Джессика Флетчер. Люди недовольны, — продолжал он. — Ричи тоже плющит. Ведь папаше Шона все рассказывают, а ему — нет. Пока он там соберется к кому, Лаккези-старший уж там побывал, и Ричи спроваживают. Говорят, мол, надоел ты нам со своими показаниями, мы, вроде того, все уже рассказали. Вот он и бесится. Кстати, он говорит, что надо бы осмотреть участки леса поближе к маяку. В смысле к дому Лаккези.

— Ты прямо как моя мамаша говоришь.

— Мы еще посмотрим, кто прав.

— Заткнись ты.

— Не, ребята, а смешно все-таки сейчас его кличка звучит. Счастливчик, называется. В такое дерьмо вляпался.

— Прости, Марта, очень не хотелось бы тебя беспокоить, но у меня есть к тебе еще вопросы. — Фрэнк натянуто улыбнулся. — Можно, я еще раз осмотрю комнату Кэти? Кто знает, не пропустил ли я в прошлый раз что-нибудь? — Он беспомощно развел руками.

— Да, конечно, Фрэнк, пожалуйста, — вздохнула Марта. Она впустила Фрэнка, проводила до спальни дочери, открыла дверь. — Кэти была такая скрытная. Это неправильно — дети должны все говорить своим родителям, ничего от них не утаивать.

Было раннее утро, серое и дождливое. В комнате стоял полумрак, свет через зашторенные окна почти не проникал. Марта и Фрэнк посмотрели вверх, где на потолке висели две длинные люминесцентные лампы. Марта нажала кнопку выключателя, полумрак рассеялся. Сев на краешек кровати, она сгорбилась, уперлась локтями в колени, прижала кулачки к верхней губе, задумалась, застыла. Глаза и нос у нее покраснели от постоянных слез.

Вдруг Марта встрепенулась и смущенно покраснела.

— Извини, Фрэнк, я тебя отрываю, — засуетилась она. — Я пойду, а ты тут смотри сколько нужно.

Фрэнк в который раз уже оглядел знакомую комнату, очень типичную для любой девушки-подростка. Веселенькие розовые обои на стенах. В одном месте от них был оторван небольшой кусок, явно для каких-то заметок. Стеганое одеяло в цветочек, чуть поблекшее или выгоревшее на солнце. Простенькая, но современная настольная лампа возле кровати. Фрэнк вдруг подумал, что шкаф в комнату следовало бы ставить коричневый, а не песочного цвета. В недавнем прошлом его, правда, перекрасили в белый цвет, с розовыми полосками по краям. Странно, но нигде не лежали так любимые девушками мишки и куколки. Фрэнк подошел к зеркалу — на его рамке, сверху, висела широкая лента, к которой зажимами были прикреплены фотографии. Ни на одной из них он не увидел Кэти. На одной фотографии была изображена Эли, на другой — Шон, на третьей маленькая улыбающаяся девочка стояла рядом с мужчиной, подняв кверху головку и держа его за руку. Фрэнк присмотрелся к фотографии и понял, что это и есть Кэти, рядом со своим отцом. Дата на снимке говорила, что сделан он давно, лет за пять до его смерти.