Кровавый разлом - Юхан Теорин

Пришло время цветения, с удовольствием подумал Герлоф. Подснежники, маки, ночные фиалки… А потом дойдет очередь и до сирени.

Свежий и теплый весенний день, до мая еще неделя. Земля, тонким слоем покрывающая каменную громаду острова, была еще влажной, но высыхала прямо на глазах, и он чувствовал по особому запаху в воздухе, как испаряются огромные лужи талой воды в альваре. Всего за пару недель газон в саду превратился из блекло-желтого в изумрудно-зеленый и с каждым днем становился все гуще и зеленее.

Весна кончается, и через несколько недель начнется лето.

«Весна на Эланде бурная и короткая», — вычитал он где-то. Герлоф был очень рад, что ему на этот раз удалось пронаблюдать весну от первых робких признаков до расцвета — причем не просто пронаблюдать, а пронаблюдать, можно сказать, из первого ряда партера, а не из-за тройных стеклопакетов Марнесхеммета.

Стояла сладостная весенняя тишина. Он вытащил в сад еще один стул — на тот случай, если кто-то его навестит, но пока никто не появлялся. Йон Хагман поехал в Боргхольм — сын задумал перекрасить кухню, а Астрид Линдер еще не вернулась из Испании. Эту неделю в Стенвике было почти совсем пусто, но Герлоф видел, что старый «сааб» Пера Мернера стоит во дворе.

Это хорошо. Герлоф надеялся, что Пер к нему зайдет. Ему не особенно нравилась богатенькая компания с вилл, но с Пером было приятно поговорить.

И не зря надеялся. Не прошло и часа, как Пер появился у калитки.

Сосед выглядел почему-то скверно. Он прошел и молча сел на стул, кивком поздоровавшись с хозяином.

— Как дела? — спросил Герлоф.

— Ничего хорошего.

— Случилось что-нибудь?

Пер кивнул. Даже не кивнул, а повесил голову и, не отрываясь, смотрел на свежую траву.

— Отец умер… в воскресенье. В больнице в Кальмаре.

— Сердце?

— Нет… его сбила машина.

— Машина? Какая машина?

— Никто не знает… водитель скрылся.

— Несчастный случай?

— Не думаю… — Пер вздохнул. — Выглядит и правда как несчастный случай. Ну, смылся водитель с места происшествия, бывает… Но Джерри знал водителя, тот заманил его в машину и высадил на пустой дороге… Потом сшиб на скорости и исчез.

— И кто это был?

— Кто мог хотеть его убить? Не знаю… кто-то же пырнул его ножом несколько недель назад. И спалил студию. Уже известно, что это был не просто пожар, а поджог.

Герлоф кивнул:

— Значит, его не особенно любили.

— Нет, не особенно… даже я, его сын. В детстве я говорил, что отца у меня нет… — Он горько улыбнулся. — А теперь и вправду нет.

— А других детей у него не было?

— Насколько я знаю, нет.

— А тебе его не хватает?

Пер задумался.

— Пастор сегодня задал тот же вопрос. Я и не знал, что ответить. Любить Джерри было, прямо скажем, довольно трудно, но… мне очень хотелось, чтобы он любил меня… почему-то это казалось важным.

Они помолчали.

— Мать его любила, — продолжил Пер. — Или, может быть, и не любила, не знаю… но она всегда хотела, чтобы я поддерживал с ним отношения. Я писал ему письма, звонил несколько раз в году — ну там дни рождения, Рождество и все такое… А Джерри никогда не давал о себе знать. Разве что теперь, после инсульта… сообразил, наверное, что неплохо иметь взрослого сына, который бы о нем заботился. После болезни начал звонить регулярно.

— Профессия у него была уж больно необычная… Голые мужики и бабы… Разбогател он на этом деле?

Пер посмотрел на свои руки:

— Когда-то разбогател… но не теперь. А раньше деньги лились рекой…

— Деньги… Деньги — опасная штука. Корень всех зол — сребролюбие. Это Апостол Павел сказал. Еще он сказал: «Грех не вменяется, когда нет закона»… да ведь грех — он и есть грех.

— Думаю, у него ничего не осталось. Джерри легко зарабатывал деньги, у него был талант по этой части… но так же легко и транжирил. Последний журнал вышел несколько лет назад, еще до его болезни. Последнее время ему даже машину было не на что купить.

— Джерри Морнер, — сказал Герлоф. — Это его настоящее имя?

— Герхард Мернер — он сменил имя, когда занялся порно. В их отрасли все работают под псевдонимами.

— Не работают, а прячутся. За псевдонимами, я хочу сказать.

— К сожалению… Мне бы очень хотелось поговорить хоть с кем-то, кто знал Джерри, кто работал с ним… но даже полиция никого не нашла.

Герлоф задумчиво покивал. Он вспомнил журнал, который Джерри выложил на стол на вечеринке.

— Посмотрю, что смогу сделать, — сказал он.

Пер вытаращил на него глаза:

— А что вы…

— Попробую… как назывались эти журналы?

В тот же вечер Герлоф позвонил Йону Хагману в Боргхольм. Они поболтали о том о сем, а потом Герлоф перешел к истинной цели звонка:

— Йон, ты как-то говорил, что у твоего сына под кроватью лежали целые связки журналов и он забрал их с собой в Боргхольм. Ты говорил, что это особенные журналы. Помнишь?

— А то, — сказал Йон, — конечно, помню. Сплошная похабель. А сын даже и не стеснялся. Я с ним пробовал поговорить, а он только отмахнулся. Говорит, все парни их смотрят.

— А они сохранились, эти журналы?

Йон вздохнул. Когда речь заходила о его сыне, он всегда вздыхал.

— Наверное… лежат где-нибудь.

— Как ты думаешь, он мог бы дать их мне на несколько дней?

Йон помолчал, и Герлоф почувствовал, как удивился его приятель.

— Могу спросить…

Через четверть часа Йон ему позвонил:

— У него осталось кое-что… но он может раздобыть и побольше, если тебе нужно…

— Где?

— Есть солдатский ларек в Кальмаре, там они продают все, что хочешь. И старые журналы тоже…

— Хорошо, — сказал Герлоф. — Попроси Андерса, пусть купит для меня, я заплачу. Мне нужны два журнала.

— Какие?

— «Вавилон» и «Гоморра».

— Журналы этого Морнера?

— Вот именно.

Йон помолчал.