Ловушка для Крика - Саша Хеллмейстер

Он усмехнулся, но она сердито хлопнула его рукой по колену:

– Что, будешь отрицать?! Травматолог в здешней больнице уже за руку с тобой здоровается!

Я смахнула слёзы со щёк и рассмеялась. В последний раз мы с Аделаидой медленно пожали друг другу руки. Я запомнила её такой: улыбающейся, с глазами, хрустальными от слёз – слёзы дрожали на редких коротких ресницах, но скатиться не могли. Вик был рядом, ещё больше похожий на индейца, чем всегда, будто каждая его чёрточка обострилась, а взгляд стал глубже. Резче. Острее.

Я подошла к двери и коснулась ручки. Помедлила, прежде чем открыть. Казалось, из этой палаты я выйду в совсем другой мир, более тусклый и менее волшебный мир без Аделаиды Адсилы Каллиген. За такое короткое время я перевидала столько смертей, но эта оказалась мне не по плечу. Напоследок украдкой обернулась к ней и Вику, и сердце дрогнуло: они уже не смотрели мне вслед. Вик положил ладонь на лоб Аделаиды, а она коснулась его щеки. Они любовались друг другом, понимая, что прощаются навсегда.

И они улыбались.

Больница отобрала у меня так много, что я поспешила убраться отсюда как можно скорее. Вызвала такси и поехала к школе, потому что мне невыносимо было быть одной этой ночью. И я знала, кого заберу с ненужного праздника в старый индейский дом у озера.

* * *

– Какое здесь захолустье, – выдохнула Дафна. Озираясь по сторонам, она с беспокойством стянула на груди отвороты изящного кремового пальто. – Это… так и должно быть?

– Конечно, должно, это земля резервации, – откликнулся Джонни и недовольно покосился на меня. – Что, не открывается?

– Божмой, заглохни, Джон. Я стараюсь.

– Старайся лучше! Здесь холодно.

С ключами у меня всегда были не самые хорошие отношения. Я надула щёки, поднатужилась, попыталась провернуть ключ в скважине… проклятье, никак!

– Да чтоб его! – я пнула дверь носком туфельки и ойкнула от боли. Джонни вздохнул, поманил меня и отобрал ключ.

– Готов поспорить, просто у тебя руки не из того места растут. – Он усмехнулся, блеснув зелёными озорными глазами. Я хотела было возмутиться, но Джонни и впрямь открыл дверь секунд через тридцать, скептически поглядев на меня. Дафна улыбнулась и первой вошла в дом, подставив Джонни раскрытую ладонь. Он хлопнул по ней и вошёл следом.

Я тревожным взглядом окинула деревья, обступившие дом Аделаиды. Медленно падал снег, оседая белыми мухами на террасе и дорожках. Всё вокруг было таким тихим, что мне сделалось не по себе. Я торопливо зашла следом за ребятами в дом и закрыла дверь на железную задвижку.

– Внутри так же бедно, как и снаружи, – подытожила Дафна, вздохнув, с печальным видом. – Жаль, что Аделаида прожила последние годы в такой нищете. Она очень милая старушка…

– Аделаида не милая, – вдруг возразил Джонни, – скорее крутая. В каком месте она милая, серьёзно?! С таким-то командирским голосом? А ты видела её украшения? И шляпу? И потом, боюсь, Дафни, она жила в такой обстановке не только последнее время, а всегда.

– Не называй меня Дафни.

Мы неловко смолкли и разбрелись по сторонам, рассматривая самые разные предметы обихода, которые для Аделаиды были простыми и привычными, а для нас многое могли рассказать о хозяйке. Я провела ладонью по буфету со стеклянными дверцами, где были сложены в стопку тарелки, молочник, чайник и ещё одна посудина непонятного для меня назначения, похожая на турку. А ещё на стенах висели фотографии в простеньких рамках. Старинные – нескольких индейцев в национальных костюмах, двое стояли с ружьями. Ещё на одной фотографии – красивая индейская девушка и молодой мужчина, чем-то похожий на Вика. Он обнимал её за плечи и целовал в макушку. Затем – Адсила верхом на лошади…

Я опустила глаза на руку: пыли не было. Похоже, Вик регулярно навещал бабушку и прибирался у неё. Здесь было бедно, но чисто: дощатый пол, выстиранные занавески, свежее постельное бельё. И к горлу подступил комок. Внутри всё разрывалось на части. Как может быть, чтобы Вик, такой добродушный, такой ответственный, любящий и понимающий, был жестоким убийцей, который повергал меня то в ужас, то в трепет?

Дафна открыла платяной шкаф и, порывшись в нём, сняла с вешалки чехол:

– Думаю, это оно.

– Сейчас проверим, – невозмутимо сказал Джонни и бросил чехол на кровать, застеленную клетчатым одеялом.

Вжикнула молния, две пары рук достали с вешалки замшевое бежевое платье в пол, расшитое на груди и талии кожаными шнурками, перьями, разноцветными бисером и маленькими раковинами-ципреями, которые ещё, как я знала, называли каури. Там же мы нашли сложенный красный плед и пару замшевых расшитых мокасин.

– Какое красивое, – восторженно сказала Дафна, осторожно коснувшись подола. – Это же всё ручная работа.

– Кошмар, – покачал головой Джонни, разглядывая бисер на рукавах. – И не влом ей было заморачиваться с собственным погребальным нарядом. Ей-богу, если я откинусь, вот вам крест – сожгите меня в чём есть, а если помру голым, не парьтесь, засуньте в плавательные шорты – и в печку.

– Фу, Джонни, – с укором поглядела на него Дафна. – Я думала, трусов вполне хватит.

Мы рассмеялись, так легко, просто и беззаботно, что впервые за этот чёртов вечер я почувствовала себя хорошо. Ребята знали, что случилось с Аделаидой. Знали, зачем мы здесь… и всё равно каждая их улыбка возрождала во мне надежду, что однажды всё придёт в норму, а эта ночь закончится, как дурной сон.

Откуда мне было знать, что ей суждено стать кошмаром?

Кошмар начался около двух часов. Спать мы не собирались. Открыли консервы с кормом для мистера Мяукерса: чёрный кот бродил невесть где, очевидно, не будучи домоседом, и мы с Дафной лениво развалились на крохотном диванчике Аделаиды. Джонни обмяк в кресле и читал какую-то старую газету, взятую со стола, как вдруг Дафна задумчиво сказала:

– Если честно, не думала, что Рождество меня ожидает именно такое. Странное. У меня всё время такое чувство, будто я что-то забыла, и это не даёт мне покоя.

Я покосилась на неё, задумчиво закусив губу.

– Да, – кивнул Джонни, отвернувшись от газеты. – Не думал, что буду жить со Стиви в одном доме.

– Скажи спасибо, что его родители взяли тебя на попечение, – вздохнула Дафна. – Иначе… как обычно поступают с подростками, потерявшими семью?

– Отдают в опеку? Но мне-то уже восемнадцать, просто в отцовском доме копы что-то ищут. А так – после