Перекрестья - Фрэнсис Пол Вилсон

— Если вы явились разговаривать, то поговорим здесь.

Джек поднес пистолет к лицу Бласко. Напоминает плохой фильм, подумал он, но это реальность.

— Не вынуждайте меня пускать его в ход.

— Джек! — вскрикнула Джейми.

Повернувшись, Бласко посмотрел на нее:

— Эй! Никак малышка! Ты притащил мне малышку!

Черт возьми! Джейми даже не улыбнулась.

— Давненько меня никто так не называл. Я...

Джек прервал ее:

— Мне в этих стенах не нравится. Их могут просматривать и прослушивать. Возможно, в данный момент за нами кто-то наблюдает. Надо пообщаться с ним в каком-то другом месте.

— Вас волнуют камеры? — Бласко засмеялся и показал на кронштейны на стенах, которые уже привлекли внимание Джека. — Вот тут они и были.

— А где сейчас?

— Валяются на дворе. Я выдрал их и выкинул подальше от крыльца. Дженсен опять поставил их, а я их снова выкинул. Чтобы никто не глазел на меня.

— Видишь? — сказала Джейми. — Все в порядке.

Джек покачал головой:

— И все же я предпочел бы...

Бласко уставился на него подслеповатыми глазами:

— Совершенно не важно, что вы там предпочитаете. Отсюда я не уйду. Не могу.

— Почему не можете?

— Потому что не могу, и все. Просто не могу.

Мы теряем время, подумал Джек, засовывая «глок» обратно в кобуру. А если вытаскивать его силой, то потеряем еще больше. Он развернул лоскут кожи:

— Что вы о нем знаете?

Старик прищурился:

— Ни черта. А что это такое?

Пока Джек прикидывал, с чего начать, Джейми подошла и схватила его за руку.

— Дай-ка мне. — Она держала маленький диктофон. — Я это хорошо умею.

— Но...

— Теперь мой черед.

Джек неохотно сдался. Она зарабатывает на жизнь тем, что раздобывает информацию. А Джек научился — порой весьма нелегким путем — уважать обретенный опыт.

Джейми присела на диван рядом с Бласко и включила диктофон.

— Я хотела бы обратиться к началу, мистер Бласко...

— Зовите меня Куп.

— О'кей. Куп. Я репортер из «Лайт» и...

— Из «Лайт»? Люблю «Лайт»!

Чему я не удивляюсь, подумал Джек.

Но Джейми была полностью поглощена делом.

— Приятно слышать. Итак. Мне нужна от вас правда. Полная, голая и неприкрашенная правда о ситуации с дорментализмом. Как вы основали его и как оказались в нынешних... обстоятельствах.

— Вы хотите сказать, почему я не в летаргическом сне и каким образом от меня прежнего осталась только оболочка? Раковина... — Бласко придвинулся поближе и тоном заговорщика шепнул: — Знаете что? Если вы поднесете меня к уху, то сможете услышать шум океана.

— Не сомневаюсь, что это очень интересно, но...

— Так мы провозимся всю ночь, — сказал Джек.

Джейми посмотрела на него:

— Я сама со всем разберусь. Если Куп знает то, что тебе необходимо узнать, он это расскажет. Но мне представилась единственная в жизни возможность, и я выжму из нее все, что могу.

— Понял? — спросил Бласко. — Время ее не волнует. И мне это нравится. — Он плотоядно уставился на нее. — А что, если я не в настроении болтать, красавица?

Джек откашлялся.

— Тогда я засуну твою задницу к себе в багажник — он очень просторный, тебе в нем понравится — и увезу отсюда.

Бласко замахал руками, словно отгоняя видение наезжающего на него автомобиля:

— Нет, нет! Не надо! Я все расскажу.

Удивившись, почему он так боится отъезда отсюда,

Джек как можно благожелательнее посмотрел на него:

— Вам бы лучше не пудрить нам мозги, Куп.

Старик хватанул приличный глоток «Куэрво» и взялся за еле курящийся окурок косячка.

— У кого-нибудь есть спички?

Джек забрал у него самокрутку.

— Вам уже хватит.

— Эй, да я почти всю жизнь парил в восьми милях над землей.

— И тем не менее... — Джек показал старику окурок. — Когда вы исчерпывающе ответите на все вопросы, он достанется вам в награду.

Бласко пожал плечами:

— Почему бы и нет, черт возьми. Хуже того, что со мной делается, они уж ничего не смогут...

— Так что делается? — спросил Джек.

— С одной стороны, у меня рак, — криво усмехнулся Бласко. — Мой полностью слившийся кселтон мог бы излечить его, но, похоже, он в длительном отпуске.

— Давайте вернемся к шестидесятым годам, Куп, — сказала Джейми. — Именно тогда все и начиналось, да?

Бласко вздохнул:

— Эти шестидесятые... да, тогда я и придумал дорментализм... самую лучшую штуку в моей жизни, которая превратилась в самую худшую.