Бангкок-8 - Джон Бердетт

— Андрей, — начал я, — случалось так, что с кого-нибудь из твоих девушек сдирали кнутом кожу?

Наступило гробовое молчание. Джонс смутилась и покраснела. Валерия осеклась на полуфразе и уставилась на меня зелеными глазами, которые больше не казались такими прекрасными. Ямской резко отвернулся к стене, три женщины, видимо, почти не знавшие английского, потупились. Ямской посмотрел на меня и скривил губы:

— Ты пришел, чтобы спросить меня об этом?

— Да.

— Вон!

— Энди! — попробовала вмешаться Валерия.

— Убирайся из моего дома!

— Энди, нельзя так разговаривать с тайским полицейским. Прекрати. Ты русский сутенер и работаешь в чужой стране.

На мгновение мне показалось, что Ямской меня ударит, — он даже начал подниматься, но был слишком пьян, снова упал на пол и, словно ему отказали руки и ноги, уронил голову на подушку дивана.

— Зачем? — Он умоляюще на меня посмотрел. — Зачем заново вытаскивать все это на свет? Разве и без того недостаточно? Разве мало времени я провел в этом чистилище? В чем моя вина?

Я повернулся к Валерии. Ее цинизм среди неподдающихся разгадке русских эмоций мог оказаться именно тем, что мне требовалось.

— Вы понимаете, о чем я говорю?

— Вы говорите о Соне Людиновой.

— Заткнись! — оборвал ее Ямской.

— Не смеши меня, Андрей. Весь Владивосток только и говорит об этом. Почему мы не можем сказать ему?

— Он уже знает. Это же хитрый тайский коп.

— Не знаю, — покачал я головой. — А что я должен уже знать?

— А если не знаешь, что тебе надо? — Расстроенный Ямской с трудом владел языком. — Это все… тс-тс… шито-крыто. Даже если во Владивостоке треплются на всех углах, здесь — молчок! — Он схватил бутылку и поднес ее к глазам. — Дерьмовая судьба! И это я, кто когда-то копошился у ног великого Сахарова? — Он разрыдался. — Да-да, именно копошился.

— История Сони Людиновой трагическая, но не типичная, — объяснила Валерия. — А если бы была обычной, ни одной из нас здесь не было бы. Мы же не сироты и не уличные шлюхи. Мы умные женщины, решившие подзаработать в трудные времена. Мы не стали бы так рисковать. Соня была иной.

— В каком смысле иной?

— Уличной проституткой. Никакого образования. Родилась в семье уголовников, здоровая и выносливая. Настоящая сибирячка. Ничего не боялась. Считала, что мужчины — тупые животные, которых легко водить за нос. Я сама не в восторге от мужчин, но считаю, что женщине опасно так думать. Особенно на нашей работе.

Одна из сидящих на ковре женщин что-то сказала по-русски.

— Наташа обвиняет меня в том, что я задираю нос. Утверждает, что Соня была вовсе не глупой. Просто ей не повезло.

— Ее должны были охранять. Она работала не сама по себе. Соню привезли сюда урки. И они должны были обеспечивать ее безопасность. А Андрей только знакомил с клиентами, — добавила по-английски Наташа.

— Так оно и было, — подтвердила Валерия. — Теперь урки охотятся за головой американца. И рано или поздно достанут.

— Не достанут, — мотнула головой Наташа. — Он от них откупился.

— Не удалось, — возразил Ямской. — Пытался, но урки отказались. Они этого так не оставят. Это дело чести. Они, как здесь говорят, не хотят потерять лицо. Поэтому американцу пришлось нанимать себе охрану. Как я слышал, самую лучшую.

— Что за американец? — Джонс насторожилась и подалась вперед.

— Некто Уоррен. Ювелир. Важная шишка здесь.

— Это известно? Вы утверждаете, что во Владивостоке имя Уоррена открыто упоминают в связи с убийством?

— Да. Он страшное пугало для женщин вроде нас. Худший кошмар. Остерегайтесь, чтобы нынешней ночью вам не достался Уоррен!

— Есть видеозапись, — объяснила Валерия. — Мне рассказывали о ней те, кто ее видел, — белый американец и огромного роста чернокожий.

— Андрей, — начал я, — мне надо знать. Тайская полиция располагает копией этой записи?

Судя по всему, Ямской находился в отключке. Мне показалось, что он кивнул, но особой уверенности не было, потому что его голова сначала упала на грудь, затем резко откинулась назад и снова наклонилась вперед. Я посмотрел на Валерию и Наташу, но они избегали моего взгляда. Андрей упорно сползал на пол и наконец вытянулся там, держа ноги вместе, руки по швам. И стал восприниматься как один из предметов в комнате. Лежа на полу, он открыл один глаз.

— У тайской полиции есть копия пленки. Урки продали, получив целое состояние. Деньги, разумеется, дал Уоррен, а урки поклялись, что это единственная копия. Им наплевать на видео, им нужен Уоррен.

— Валерия, какого роста была Соня Людинова? — Джонс внимательно посмотрела на специалиста по детской психологии. Та повернулась к Наташе, Наташа — к женщине рядом с ней, и все они взглянули на Ямского.

— Около шести футов, — пробормотал тот, снова закрыв глаза. — Стройная. Очень красивая фигура.

— Сколько времени она провела с Уорреном, прежде чем умерла? У нее было несколько свиданий?

— Два. Первое достаточно короткое. По ее словам, ничего особенного не произошло: она разделась, Уоррен ее немного поласкал. А потом подарил золотой стерженек и сказал, что, если она проденет его в пупок, он добавит к нему нефритовый шарик. Соня обрадовалась, отправилась к ближайшему специалисту по пирсингу и проткнула пупок. Но со второго свидания не вернулась.

— Она упоминала о черном американце?

— Нет. О нем говорили только те, кто смотрел видео. Но сама я пленки не видела.

— В таких делах убийца часто нуждается в побудительном стимуле, — объяснила американка Валерии. — В какой-нибудь физической, социальной или расовой особенности. Например, выбирает в качестве жертв только высоких или, наоборот, коротышек. Или женщин определенного общественного положения. Убийце требуется ощущение собственника, некий призыв со стороны жертвы. Похоже, Уоррен был очень привередлив.

— Он ювелир, ему положено, — бросила Валерия.

— Кто-нибудь помнит число, когда умерла Соня? — спросила агент ФБР.

— Двенадцатого декабря девяносто седьмого года, ночью, так что, я думаю, это было уже тринадцатого, — проговорил Ямской. — А теперь уходите, пожалуйста.

* * *

Оказавшись на заднем сиденье машины, Джонс повернулась ко мне:

— Уоррен был в Таиланде между пятым и пятнадцатым декабря 1997 года. Я забыла вам сказать, что сверила даты.

На обратном пути мы забрали Монитора, который поджидал нас у магазина со своей новой «Плейстейшн-два» подмышкой. Купив ему в лавке жареной курицы и колбасы, мы направились в сторону Крунгтепа. И конечно, встали в пробку. И пока Монитор уминал мясо, Джонс весьма неравнодушно отнеслась к моей лежащей на сиденье ладони.