Меморист - М. Дж. Роуз

Четверг, 1 мая, 11.39

Меер лихорадочно соображала, что может означать запертая дверь. Себастьян помогал ей с самого первого дня, как она приехала в Вену. Когда все это переменилось? Когда Себастьян начал использовать ее в своих корыстных целях? Взяв в качестве приманки отца, он притупил ее внимание и заманил в ловушку так, что она даже не поставила под сомнение его мотивы. Но почему она должна была что-то заподозрить? Себастьян казался тем, кем себя выдавал. Не в силах поверить, что она так в нем ошибалась, Меер в поисках ответа всмотрелась в его лицо. Вот уже несколько дней они были так тесно связаны друг с другом, и вдруг все это исчезло. Но хотя бы в одном этом Себастьян ее не разочаровал. Он ответил на невысказанный вслух вопрос.

— Если бы ты сегодня утром исполнила мелодию… ничего этого не произошло бы. Пожалуйста, сыграй ее сейчас, — сказал он, протягивая Меер флейту. — Мне больше ничего не нужно.

От этого мгновения она бежала всю свою жизнь. Не от мелодии. Не от дождя. Не от страхов. А от неизбежности собственной неудачи. Давным-давно она ошиблась в отношении Арчера Уэллса, и вот теперь она ошиблась в отношении Себастьяна.

— Ты раскрыла мелодию? — спросил дочь Джереми.

— Этой ночью, — ответила та, не отрывая взгляда от Себастьяна.

— Это та самая музыка, звучавшая у тебя в голове с раннего детства? — Несмотря на нависшую над ними опасность, Джереми, похоже, был потрясен этим открытием и не мог ни о чем другом думать.

— Да. Но это еще не все. То, о чем ты мне столько рассказывал: «дерево жизни», последовательности обертонов, бинауральные ритмы… все то, что связано с музыкой и звуковыми колебаниями… Ты был прав.

Лицо Джереми озарилось гордостью.

— Только этого я и хотел. Помочь тебе. Научить тебя тому, что поможет прожить свою жизнь.

Вот что ей нужно было помнить о Себастьяне: он отец, готовый пойти на все, чтобы помочь своему ребенку, и в том числе разрушить отношения между Меер и ее отцом. Но сначала требовалось выяснить, насколько сильно она в нем ошиблась.

— И как далеко ты зашел? Это ты похитил письмо Бетховена? Украл шкатулку с играми из художественного салона?

— Нет, разумеется, не я. Я ничего не крал и никому не делал больно.

— До этого случая?

— Я и сейчас этого не хочу. Я не собираюсь похищать флейту, я просто хочу сыграть на ней для Николаса.

— И как ты намереваешься это сделать? Тебя ведь даже больше не пускают к нему в палату.

— С этим я как-нибудь разберусь.

Меер пришла в голову спасительная мысль.

— Если ты меня выпустишь, я поеду в клинику Штейнхофа и исполню Николасу мелодию. Если выехать немедленно, мы прибудем на место меньше чем через час. Мы освободим твоего сына от прошлого, Себастьян. Надо будет только отвезти моего отца обратно в больницу, и потом мы отправимся к Николасу.

— Ребекка тебя к нему не допустит.

— Я смогу ее убедить. Не сомневаюсь в этом. Я знаю, что с ним. И смогу ей все объяснить.

Себастьян покачал головой.

— Ребекка не станет даже разговаривать с тобой. Она не отвечает на мои звонки. — Его голос был переполнен грустью.

— В таком случае как же ты сам собираешься сыграть для Николаса?..

— Я уже обо всем договорился, — оборвал ее Себастьян.

— Себастьян, ты идешь на слишком большой риск. Что станется с твоим сыном, если ты окажешься в тюрьме? Поверь, ты сам не захочешь с ним разлучаться. Это слишком высокая цена.

— У Николаса должен быть шанс, и я сделаю все, чтобы дать ему этот шанс. Спасти сына. — Отто шагнул к самой решетке, так, что смог бы протянуть руки между прутьями и прикоснуться к Меер, и она ощутила своим лицом его дыхание. — И ты скажешь мне ноты этой мелодии, потому что ты тоже сделаешь все, чтобы спасти своего отца, ведь так?

— Как ты смеешь! Как ты смеешь использовать мою дочь?!

На шее у Джереми проступили темные ниточки вен, и Меер увидела жилку, пульсирующую под бледной кожей.