В зеркале Фауста - Артур Гедеон

Два тяжеловеса, лицом походившие на Тифона, будто его младшие братья или племянники на худший случай, аккуратно установили зеркало в человеческий рост в роскошной раме, попросили расписаться в документах и уехали.

Ну, вот и портал в ад, проводя пальцами по стеклу, думал Горецкий. Дождался он своей награды. Но, может, все это сон? А если сейчас размахнуться и врезать по этому стеклу молотком? Он слегка ударил по зеркалу ладонью, и оно завибрировало, затем ударил посильнее и тут же отступил назад: вдруг увидел, как едва заметные светящиеся бусинки покатились по всей плоскости зеркала от этого удара. Покатились от возмущения и гнева! Да, это было оно, зеркало Фауста! Его зеркало! Подарок демонессы Лилит! И теперь она в любой день и час может появиться из него – и забрать его в свое измерение. Он уже был там, но как турист, зритель, посетитель галереи, кинематографа, планетария! Пройдя через такое зеркало, он сел на «Харлей» и понесся через ночь к луне, но тогда он знал, что экскурсия закончится и он вернется назад. А теперь будет другое. Это то же самое, как плавать с маской недалеко от берега океана, нырять, смотреть на больших цветных рыб, отпихивать злых медуз, рассматривать укрытое ракушками и морскими звездами дно. И не уследить, как за тобой, вынырнув из глубин, бесшумно идет акула, а потом разевает пасть и хватает тебя и, бьющегося и пускающего пузыри, в облаках наплывающей крови утаскивает в глубину, чтобы там безжалостно сожрать.

Это зеркало должно было уже скоро проглотить его. Лилит выйдет именно из него и утащит его в свой мир, как акула – незадачливого пловца.

Но когда это случится?

В полночь он подошел к зеркалу с молотком, но в двух шагах остановился как вкопанный. В зеркале, из мрака, из того мира, где было полно всякой всячины и где обитали чудовища, выплыл и приблизился к поверхности золотой свиток – и он, Горецкий, знал этот текст! Когда он был в «Проклятой библиотеке», он подошел к такому же зеркалу, держа в руках книгу «Вселенная Лилит». И увидел в отражении другого человека – в черном камзоле шестнадцатого века. В одной руке тот держал рукопись, а в другой гусиное перо. Пронзительная догадка, что он смотрит на самого себя, еще тогда поразила его. Но в той библиотеке хранилось много чудес, и всем им можно было поражаться. Теперь же он понимал фатальность этого рубежа, где пересеклись две судьбы. И была только одна душа – одна на двоих! Золотой свиток из мрака в зеркале! Он сам написал и подписал его! Только давно и рукой другого человека, в облике которого жил когда-то. Кровь набухала и капала с этих букв, его кровь, и с его подписи внизу: «Иоганн Фауст». И развернутый свиток этот держали сверху и снизу две волосатые лапы с кривыми когтями. Чтобы он, Горецкий, не сомневался, кому давал слово и кому продавал свою душу. А потом свиток вспыхнул, и огонь занял все пространство зеркала. А он, отступив, смотрел и ждал, что сейчас из этого огня выйдет она, вцепится в его руку и потащит за собой. Но пламя ушло, и зеркало погасло – еще было не время. Зачем она так мучила его? И он догадался зачем. Чтобы он был готов на все сто. Чтобы его парализовало от страха. Чтобы ушел гнев, пропало желание бежать, трепыхаться, чтобы он принял свой приговор как должное. Так маринуют приговоренных к смерти, и они идут на эшафот смиренными, как агнцы или дети. Но перед этим они говорят сами: придите и возьмите меня, нет больше мочи терпеть и ждать! Я ваш!..

То состояние уже было близко, он стоял в полушаге от него, как от этого зеркала; именно тогда, еще крепко выпив коньяку, он и взял телефон и набрал номер, который он получил не так давно от анонима во время памятного выступления. Хотя догадывался, кто скрывается за этим вызывающим «Zorro».

5

Он точно знал, что эта ночь – его последняя на земле. И он был готов к такому повороту дела. Изменить ничего было нельзя – только смириться. И он смирился. О, великая сила приятия! Сердце входит в привычный ритм. Голова становится холодной. Все равно меч гильотины уже завис над тобой. Чего паниковать?

До полуночи оставалось пятнадцать минут.

За окном давно стемнело. Он вышел на веранду, огляделся: никого! Но почему? Он ждал гостей. С нетерпением. На столике сиротливо стояла початая бутылка коньяка. Он налил полстакана и залпом выпил. Но сегодня спиртное не брало его. Но где же они, где? Он выпил еще полстакана. А потом увидел в конце улицы свет фар – автомобиль приближался. Он посмотрел на часы: все верно, так и должно было случиться.

Он зашел в дом и сел в кресло, стоявшее против зеркала.

– Пришло мое время – забери меня, проклятая, – уверенно и зло проговорил он. – Забери прямо сейчас. Я готов и жду тебя!

И вот по стеклу побежали едва различимые золотисто-кровавые бусинки – магическое зеркало оживало. А потом оно открыло ему пространство – это был темный узкий коридор с факелами по обеим сторонам. И там, в конце этого коридора, горел алый свет. И вот этот свет что-то заслонило, но только частично, а вскоре стало и понятно что. Это была фигура женщины – и она шла сюда. В его сторону. В длинном черном платье с воротником под горло, какие носили пятьсот лет назад, в черном берете. И он вспомнил ее, свою верную спутницу, именно такой она была когда-то. В сумраке коридора женщина попадала в неяркий свет факелов, которые вырывали из темноты ее облик. Она становилась все ближе; за серебристой зеркальной гладью он уже видел ее бледное лицо, различал черты. Хищное, ледяное, звериное, по-своему страшное, как лик любого демона, когда он не старается выдать себя за кого-то другого.

И вот она встала в двух шагах от зеркальной поверхности со стороны тьмы. Кроваво-золотая зыбь, пробегавшая по плоскости стекла, немного искажала ее облик.

– Ты готов принять судьбу? – спросила Лилит.

Горецкий не ответил – он встал с кресла и ждал. И ждал с таким напряжением и нетерпением, что она, кажется, заподозрила недоброе.

– Почему ты молчишь? Так готов или нет? – повторила она вопрос. –