Мистерия убийства - Джон Кейз

— Я об этом уже слышал, — сказал я, вспомнив слова Скотта, что фигура на десятицентовой монете символизирует одновременно Меркурия, святого Петра и Легбу.

— Значит, ты понимаешь, что я имею в виду. Рабы, вознося молитвы святому Петру, обращались на самом деле к своему Легбе. Легба не одинок. Артур, ты не помнишь, кто есть кто?

— Дева Мария — Эзили. Иоанн Креститель — Чанго. Святой Патрик — Дамбало Ведо. И так далее.

— А как насчёт Даймента? — спросил я у Артура. — Вы с ним знакомы?

— Jamais, — ответил Артур. — Только знаю о нём. Он живёт в Морган-Сити, недалеко от кладбища. Вам надо доехать по Сто восемьдесят второй дороге до Морган-Сити. Там найдёте улицу Миртов и по ней направитесь в сторону воды. За железнодорожным переездом вы увидите небольшую угловую лавку. Спросите человека по имени Феликс и скажете, что прислал вас я. Он знает, где можно найти мэтра Даймента.

— Спасибо, Артур.

— Да, — пожал я его руку. — Огромное вам спасибо.

— Pas de quoi. Bonne chance. Надеюсь, вы отыщете своих детишек.

* * *

Феликс оказался невысоким человеком с кожей кофейного цвета. Поговорив с Пинки на недоступном мне креольском диалекте, он нарисовал грубую схему. Когда мы проезжали на «БМВ» мимо банка, я увидел, что термометр на стене здания показывает 38° по Цельсию. «Интересно, каков здесь процент влажности?» — подумал я.

— Да, кстати, об откушенной губе, — сказал Пинки. — Для тех, кто не очень верит в зомби, имеется и иное объяснение. Мне и раньше приходилось видеть подобные увечья. Такие раны наносят, застав парня с чужой женой или чьей-то дочерью. Отец или муж уродуют негодяя, чтобы женщины перестали обращать на него внимание.

— Что же, все по крайней мере делается без утайки.

В Морган-Сити на школьном стадионе стригли газон, а транспарант на ограде возвещал: ОТКРЫТИЕ СЕЗОНА 28 АВГУСТА. Мужчина на газонокосилке был без рубашки, и его обнажённое тело блестело от пота. На голове мужчины была повязана бандана, а от палящих лучей солнца его защищал небольшой, прикреплённый к косилке зонт. Я не мог поверить, что кто-то захочет играть в футбол на такой жаре, но до открытия сезона оставался ещё почти месяц. Неподалёку от школы около киоска мороженщика толпились ребятишки в тренировочных костюмах, а над киоском развевался флаг, прославляющий какие-то «Снежные хлопья».

— Феликс сказал, что мы должны Дайменту что-нибудь подарить, — напомнил Пинки, свернул за угол и остановился перед винной лавкой. — Говорит, что доктор испытывает особую слабость к рому.

Вскоре мы снова были в пути, и Пинки остановился на перекрёстке, чтобы свериться с картой. Справа от нас стояла деревянная лачуга, почти невидимая в поглотившей её растительности. Казалось, что хижина вот-вот рухнет, однако перед ней находился ярко-красный пикап, а крышу украшала совершенно новая спутниковая антенна.

— Посмотрим, — сказал Пинки. — Мне кажется, здесь следует свернуть направо.

Ещё несколько поворотов, и мы оказались на просёлочной дороге. Проехав примерно с милю, мы затормозили перед каким-то совершенно невыразительным бетонным зданием. Земля перед ним была изрезана заполненными водой автомобильными колеями, и кое-где торчали чахлые кустики. Небольшое окно резко контрастировало с архитектурой здания, и создавалось впечатление, что его прорубили уже после завершения строительства. Если бы не входная дверь, сооружение выглядело бы как склад. Эта, с позволения сказать, дверь состояла из нескольких десятков струн, с нанизанными на них пластиковыми бусинами. Мне доводилось видеть подобные двери в Африке. Бусины пропускали воздух и отгоняли мух. Более или менее.

— Вот оно, — показал Пинки, выбивая пальцами дробь на приборной доске. — Владение Даймента.

— Точно.

Мы вышли из машины в оглушающую жару. Пинки нажал кнопку на сигнализации, и фары «БМВ» мигнули.

Постучать в дверь за отсутствием оной было невозможно, поэтому Пинки развёл в стороны висячие бусы, сунул голову в проём и крикнул:

— Хэлло!

— Входите, — прозвучал вдалеке чей-то голос.

Внутри помещения было темно и жара стояла покруче, чем снаружи. Такой жар обычно называют удушающим. Поначалу мне показалось, что мы угодили в безвоздушное пространство. Запах пыли и эвкалиптового масла смешивался с духом немытых человеческих тел, экскрементов, мочи и пота. Пока мои глаза привыкали к полутьме, я услышал звуки, наполняющие помещение, — тяжёлое дыхание, чиханье и кашель. Кто-то стонал. Когда глаза привыкли к темноте, тёмные кучи на полу материализовались в людей. Судя по размерам, это в основном были дети.

— Я слышал об этом месте, — сказал Пинки. — Это клиника. Нечто вроде госпиталя вуду.

У меня возникло желание — я его тут же устыдился — дышать как можно реже.

— Сюда, — произнёс сочный голос где-то в глубине помещения.

Я с трудом разглядел полуоткрытую дверь и за ней гирлянду цветных мигающих огней, как на рождественской ёлке. Мы с Пинки двинулись по узкому проходу между пациентами. Постелями для них служили лежавшие прямо на полу соломенные циновки.

— Сюда, сюда, — повторил голос.

Мы прошли через дверь в отдельную комнату размером примерно в половину моего гостиничного номера. Источниками света здесь служили гирлянда ёлочных огней и четыре церковных свечи. Прямо перед нами находился алтарь со множеством разнообразных предметов. Обежав эту коллекцию взглядом, я увидел детскую погремушку, чёрный гребень, несколько украшенных бисером статуэток, бутылки с какой-то жидкостью, завязанные хитроумными узлами верёвки, кресты, часть которых была обмотана бечёвкой, выкрашенный в яркие цвета человеческий череп, различные предметы одежды, цветы и пачки штрафных квитанций (тоже перевязанные бечёвкой). Там же находились глиняные цветные горшочки, иконы, изображающие Деву Марию с Младенцем, прозрачные пластиковые цилиндры, миниатюрные модели автомобилей, небольшой футбольный мяч, пластмассовые куклы, фотография Джона Ф. Кеннеди и вырезанный из дерева тип в смокинге. Изо рта типа торчала сигара.

В комнате стояли пять складных стульев, на одном из которых восседал сам доктор Даймент. Мне показалось, что его глаза и зубы светятся в полутьме. Отсутствие верхней губы обескураживало, поскольку были видны все верхние зубы. Подобный оскал встречается только у черепа.

— Добро пожаловать, — произнёс доктор Даймент сочным, с богатыми модуляциями голосом. — Входите, очень белый человек и просто белый человек, — закончил он со смешком.

— Пинки Штрайбер, — представился Пинки, — а это — Алекс Каллахан.

— Мистер Штрайбер! — сказал Даймент, когда мы обменялись рукопожатиями. — Ваша кожа настолько бела, что создаётся впечатление, будто она источает свет. Присаживайтесь и скажите, что для вас может сделать доктор Даймент.

Я передал ему бутылку рома «Аппельтон», и он склонил голову в полупоклоне.