Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

– Не знаю, – покачал головой Поэт. – Вот сейчас пытаюсь сообразить, но… такое ощущение, что все это происходило не со мной, что вся моя жизнь в этот последний год – просто пересказ чужой истории и некоторые важные части опущены или перепутаны.

– Когда? – повторил Анархист с угрозой в голосе.

– Наверное, в поезде, по пути в Петроград. Или уже дома. Или еще в Москве, сразу. Да, в Москве, в первый же вечер. Она пила, а я наслаждался этим, хоть и понимал, что происходит. Надеялся, она выпьет меня до дна. Но у нее были другие планы.

– Завести собственного стихоплета?

– Можно и так сказать. Мне казалось: все, что я написал, было о ней. Каждое мое стихотворение – это попытка призвать ее или предсказать ее появление. Но, спустя какое-то время, она охладела. Наши встречи становились все более редкими, и между ними я страдал неимоверно. Опустошенный, бессмысленный, я бесцельно бродил по улицам и повсюду видел ее: в других женщинах, в бликах на оконных стеклах, в сплетении теней на мостовой. Я стал слышать ее голос и следовал за ним и иногда – иногда – находил ее, в темных трущобах или шумных собраниях. Я был счастлив, если она снисходила до того, чтобы вновь коснуться клыками моей шеи. Словно несчастный морфинист, жаждущий лишь спасительного укола.

Солдат резко встал, упершись руками в стол. Поэт поднял на него испуганный взгляд.

– Вы понимаете, что происходит? – с жаром спросила жестяная маска, в сгущающихся сумерках все сильнее походящая на живое лицо. – Вы отдаете себе отчет в том, что вас ждет?

– Да. Я погибну и стану одним из них. Ее вечным слугой.

– И вас это не пугает?

– Когда-то пугало. Сейчас уже все равно. Я почти пуст. Во мне не осталось сил на то, чтобы бояться или сопротивляться.

– Этого и не потребуется. Просто поддайтесь, следуйте на зов своей хозяйки, приведите нас к ней – и мы сделаем все, чтобы вас спасти.

– Убьете ее?

– Да. Или умрем сами.

– Когда?

– Сегодня ночью. Сейчас, после того, как стемнеет. Больше нельзя ждать. Она может уйти из города.

– Хорошо, – сказал Поэт. – Я помогу.

Солдат кивнул в ответ и стремительно вышел из кухни. Освободившийся табурет тут же занял Анархист. Поп укоризненно покачал головой:

– Мог бы и уступить место лицу духовного звания.

– Ни званий, ни сословий, – сказал Анархист весело. – Ни богов, ни господ.

– Эдак развалится все, – сказал Поп. – И в первую очередь твоя кривая табуретка.

Кряхтя, он нагнулся и выудил из ящика под столом бутылку водки. Бросив из-под густых бровей торжествующий взгляд на Анархиста, выдернул зубами пробку и начал пить прямо из горлышка, запрокинув голову. Поэт отвернулся было к окну, но через мгновение, будто вспомнив что-то, поднялся.

– Садитесь, – сказал он Попу, указывая на свой табурет.

– Не, – сказал Поп, оторвавшись от бутылки. – Стоя больше войдет. Отдыхай пока.

– Ты особо-то не налегай, – сказал Анархист. – А то будет как в прошлый раз.

Поп лишь рукой махнул и вновь сосредоточился на водке. Через час, когда из темных недр квартиры появился Солдат и дал команду выходить, он уже не вязал лыка. Спускаясь по лестнице, держался рукой за стену и шумно, с наслаждением икал. Впрочем, ни Солдат, ни Анархист по этому поводу не переживали, поэтому Поэт не стал задавать вопросов.

Снаружи только что прошел дождь. Сырой ветер тащил с моря запах соли. Поэт, ничуть не похожий уже на того живого мертвеца, каким приехал сюда, с наслаждением втянул носом холодный воздух. Ночь расползалась по городу, наполняла чернотой кроны деревьев, опутывала громады домов густыми тенями, сквозь которые едва проникал тусклый свет окон.

На улице не было ни души. Фонари не горели. Ничто не нарушало окружающую тишину, а потому Анархист чуть не вскрикнул, когда Поп, перекрестив мостовую, во весь голос запел псалмы.

– Молчать! – шикнул Солдат. Подойдя к Поэту, он снова стянул ему запястья веревкой и выразительно похлопал себя по кобуре на поясе.

– Не бойтесь, – сипло прошептал он. – Я не дам вам превратиться в одного из них.

Поэт подмигнул в ответ:

– Очень надеюсь. Я уже слышу ее. Далеко, но отчетливо. Она читает мои стихи. Пора идти.

Спецгруппа потянулась по тротуару в сторону Консисторской улицы. Поэт летел впереди, широким размашистым шагом – так в молодости спешат на встречу с новой возлюбленной, с горящими глазами и замирающим сердцем. Сразу за ним, с легкостью держа темп и не убирая руку с кобуры, двигался Солдат. Его сапоги гулко цокали по мостовой. Следом спешил Поп, пыхтя и энергично размахивая руками, будто дирижируя невидимым оркестром. Ветер развевал полы его рясы. Анархист шел последним. В немецком заплечном ранце он нес полтора десятка заостренных осиновых кольев и две дубовые киянки, в руках – трехлинейку с примкнутым штыком. За пояс был заткнут обычный плотницкий топор.

Когда они выбрались через арку на Консисторскую, Поэт на мгновение замешкался. Пометавшись из стороны в сторону, он замер посреди проезжей части, склонил голову набок и прислушался.

– Ну чисто охотничий пес на болоте, – прошептал Анархист, ухмыляясь в усы. – За уткой идет.

Минуту спустя, определившись с направлением, Поэт помчался в сторону Новгородской улицы. Было что-то болезненное, истерическое в его движениях, как если бы каждое из них стоило ему огромных сил и могло оказаться последним. Он надрывался, ломал себя, одержимый то ли неодолимым вдохновением, то ли ужасом, то ли жаждой прекратить затянувшиеся мучения.

– Вот куда так спешить, – бурчал под нос Поп, с трудом держась с ним вровень. – Можно подумать, опаздываем. Проклятая современная поэзия: начитаются своих четверостиший и носятся потом по городу как оглашенные. То ли дело раньше были оды…

Когда до поворота на Новгородскую оставалось с десяток шагов, из-за угла вывернул патруль – трое красноармейцев в шинелях, с винтовками на плечах. Увидев несущегося прямо на них растрепанного человека, за которым спешили вооруженные и явно подозрительные личности, красноармейцы среагировали мгновенно: один из них схватил Поэта в охапку, а двое других шагнули навстречу преследователям, выставив перед собой винтовки:

– Стоять!

– Я действую по поручению Петроградской ЧК. – Не реагируя на окрик, Солдат вынул из внутреннего кармана удостоверение. – Спецгруппа Багряка…

– Стоять, сказал! – Патрульный, не удостоив бумагу взглядом, уткнул острие штыка ему в грудь. – Молчать! Бросай оружие!

– Мое оружие – слово! – проревел Поп, выдвинулся из-за спины Солдата, выпятив брюхо и наступая на патрульных. – Сим словом я сокрушу вас, порождения ехиднины!

Он отбросил в сторону нацеленный на него винтовочный ствол, приблизился вплотную к красноармейцу,