Темная жатва - Норман Партридж

Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.

Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...

Бесплатные переводы в наших библиотеках:

BAR "EXTREME HORROR" 2.0 (ex-Splatterpunk 18+)

https://vk.com/club10897246

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915

Норман Партридж

"Темная жатва"

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ИСТОРИИ

Городок где-то на Среднем Западе. Ты знаешь его название. Ты был здесь рожден.

Сейчас Хэллоуин, 1963 год... и тьма наступает. Все как обычно. Тут и главная улица, старая кирпичная церковь на городской площади, кинотеатр – в этом году крутят фильмы с Винсентом Прайсом два по цене одного. И за всем этим дорога, которая ведет из города. На улице все черное, подобно лакричной конфете под октябрьским небом, черно, как ночью, что является предвестницей долгих зимних ночей, которые последуют за ней, черно, как маленький городишко, который ты оставляешь позади.

Дорога сужается, по мере приближения к задворкам. Она не вьется. Она подобна запланированному пути побега, который разбивает пополам море квартальных участков, густо засаженных летней кукурузой.

Но сейчас не лето. Как я говорил, сейчас Хэллоуин.

Вся кукуруза была собрана, высушена и съедена.

Все эти стебли мертвые, увядшие, высохшие.

В большинстве мест, те стебли скосили бы уже очень давно. Но только не здесь, не в этом городе. Ты это помнишь. Жатва кукурузы здесь проходит вручную. Мальчишки, которые проживают здесь проводят в основном свое время за работой под палящим солнцем, которое не всегда хочет уходить в закат. И как только мальчики достаточно покрываются загаром, а все початки собраны, эти стебли остаются умирать привязанные корнями к земле. Их никто не косит до первого дня ноября. До этого времени их тихие ряды это просто дом для тех, кто не прочь жить среди смерти. Крысы, змеи, лягушки... существа, которые бегут наутек, с первыми проблесками утреннего света, либо умирают под лезвиями циркулярных пил, которые собирают все: землю, плоть, без разбора.

Ну да. Так здесь это и работает. В этих полях есть вещи, которые по праву, должны будут умереть к завтрашнему утру. И одна из этих вещей сейчас весит на шесте, который упирается глубоко в чернозем. Зеленые ростки вьются через разодранную одежду, которая прибита к шесту и его пересеченью. Подобно сухожилиям, они обволакивают ноги в потрепанных джинсах, изгибаются как искалеченный хребет сквозь потрепанную джинсовую куртку. Округлые листья висят на этих отростках, подобно органам, которые питаются из сосудов, а из сердцевины этих листьев прорастают зеленые усики; и ростки, и листья, и усики покрыли все одеяние вместе с руками, которые продеты в это одеяние.

Толстый росток проходит через ворот крутки, следуя за последними несколькими дюймами занозистого шеста, похожего на позвоночник, расширяющийся в грубый стебель, который уходит корнями в то, что болтается на макушке шеста.

То, что на макушке, оно тяжелое, оранжевое и спелое.

То, что на макушке, это тыква.

Послеполуденное солнце задерживается на поверхности тыквы, а затем солнце уходит. Ни один ветерок не шелестит сухими стеблями; ни один ветерок не шелестит изодранной одеждой существа, свисающего с шеста. Лакричная дорога пуста, тиха и неподвижна. Ни одна машина не въезжает в город и не выезжает из него.

Так продолжается долгое время. Затем наступает темнота.

Подъезжает машина. Хлопает дверь. Шаги на кукурузном поле - звук шагов человека, продирающегося сквозь ломкие стебли. Тесак, который он держит в руке, поблескивает в лучах восходящей луны, а затем лезвие чернеет, когда мужчина низко наклоняется.

У основания шеста растут переплетенные лозы и молодые ползучие растения. Острое лезвие мужчины срезает все. Затем он принимается за работу с молотком-гвоздодером. Ржавые гвозди со скрежетом выскальзывают из старого дерева. Изодранная нога выскальзывает и освобождается... затем другая... а затем и изодранная рука...

Нечто, что они зовут "Зубастым Джеком" падает на землю.

* * *

Но ты уже знаешь о нем. Все-таки ты вырос здесь. Для тебя тут не осталось никаких тайн. Ты знаешь всю историю также, как и я.

Пит МакКормик тоже знает историю... во всяком случае часть истории. Питу только исполнилось шестнадцать. Он жил в этом городе всю свою жизнь, но ему так и не удалось вписаться в местное окружение. А последний год был особенно сложным. Его мама умерла от рака прошлой зимой, а его папаша пропил работу на зернохранилище, грядущей весной. Уже в этом маленьком предложении достаточно неудач, чтобы свести с ума кого-угодно.

Вообще, не то чтобы здесь стены никогда не сужались вокруг Пита, просто последнее время они стали сковывать его плечи, как будто его сдавило прессом. Он попадал в неприятности пару раз и его даже принимала полиция – старый добрый офицер Рикс в своем сияющем черно-белом "Додже". Если ты попался впервые, тебе прочтут лекцию. Во второй раз, тут ты уже получишь дубинкой по почкам. Пит приходит домой весь в синяках, несколько дней ссыт кровью. Он ждет, что его старик вернет его в строй, как сделал бы это до того, как весь их мир рухнул в тартарары, может быть пока отец вбивает в него разум, кусок этого нравоучения даже получит этот ублюдок Рикс. Но его отец не произносит ни слова, и Пит думает: Что ж, похоже, ты наконец-то сам по себе, чувак, и что ты собираешься с этим делать?

Для Пита это первичный звоночек к действию. Раз и навсегда, он решает, что ему не особо важен его родной городок морковных грядок. Что ему не нравится вся эта кукуруза. Не нравится вся эта тишина. И он чертовски уверен, что ему не нравится офицер Рикс.

Может быть он также не очень-то и без ума от своего отца. Идет лето, и его старик прикладывается к бутылке довольно стабильно. Возможно, он заметил изменения в своем сыне, потому что начал рассказывать истории – внезапно, оказалось, что он просто переполнен историями.

- Мы скоро встанем на ноги Пит. Они зовут меня обратно на работу в зернохранилище, потому что это пустоголовый Кирби все запорол.

Эта история становится одной из любимых Пита. Сразу после:

- Я собираюсь завязать пить, сынок. Ради тебя и твоей сестры. Обещаю, я скоро завяжу.

Как будто у старика рыба на крючке, и он пытается подсечь ее словами. Но