Вампиррова победа - Саймон Кларк

Уже светало, когда Электра Чарнвуд и Джек Блэк забрались в пикап, чтобы поспешить назад в гостиницу. Дэвид и трое его подручных быстро управились со строительством стены в пещере и теперь укрепляли ее парой массивных кирпичных подпорок. К этому времени у них вышел весь камень, так что Дэвид собрал кирпичи с декоративных садовых стен, которые Блэк с яростным удовлетворением разломал железным штырем.

Штормовой ветер тряс деревья — с отчаянной злобой часового, пытающегося пробудить солдат во время внезапного нападения. О крышу пикапа загремели капли воды, сброшенные с листьев порывом ветра. А на их стук наложилось тоскливое подвывание самого ветра.

— Черт! — Электра завела мотор. — Ну и ночка. — Она глянула на Блэка, бесстрастно смотревшего из окна пикапа. — Видишь что-нибудь?

Блэк покачал толовой.

— Им не нравится, когда наступает день. Они остаются там, где темно.

У Электры даже голова закружилась от удивления.

— Не хочешь же ты сказать, что ты можешь читать их мысли?

— Читать мысли не могу, но я чувствую то же, что чувствуют они.

— Ты можешь проникнуться чувствами вампиров?

— Проникнуться?

— Настроиться на их эмоции — инстинктивно знать, когда они несчастны, голодны или беспокойны?

— Иногда. Это приходит и уходит.

— А что они сейчас чувствуют?

— Им неприятен свет. Так что они будут искать себе укромное местечко.

— Где?

Он пожал плечами.

— Все равно, лишь бы был сумрак.

Электра отпустила сцепление, и машина, перевалив через поросший травой бугор, покатила в сторону города.

Хозяйка гостиницы бросила взгляд на Блэка, чье татуированное лицо было, как всегда, непроницаемо.

— А ты можешь сказать, о чем я сейчас думаю?

Он все так же загадочно пожал плечами.

— По правде говоря, нет. Это приходит и уходит.

— Джек, каково это — читать мысли?

— Это не фокус. — Его ответ прозвучал так, как будто он защищался.

— Знаю. Мне просто интересно, каково это — знать, что в любое время можешь прочесть мысли других людей.

— Это не так происходит. — Он бросил на нее взгляд глубоко посаженных угрожающих глаз. — Скорее вот так...

Потянувшись, Блэк включил радио и наугад поводил по станциям. Стремительно сменяя друг друга, кабину заполнили обрывки музыки, голос диджея, потом обрывок новостей, потом прогноза погоды, рекламы страховки автомобилей; к этому прибавилась череда бессмысленных фрагментов голосов, музыки и шума статики.

— Вот это — самое близкое, что я могу тебе показать.

— Но временами ты слышишь больше?

— Временами, и то ненамного. Все, что я могу ухватить в твоей голове, — это слово тут, слово там; потом мне в голову просачиваются мысли мужика со встречной полосы, а он думает о том, что съест сегодня на обед, или о том, что у него конец зудит, и спрашивает себя, не подхватил ли он триппер; потом врывается другой голос, знаешь, как помехи на радио, и ты слышишь, как девчонка думает, что ее парень ее обманывает, потом я снова слышу твой голос, тебе хочется, чтобы ты была в Лондоне, работала над своей телепрограммой. И ко всему этому примешивается голос моей матери, когда мне было всего пару часов от роду, а она думала: «Маленький ублюдок, почему я не избавилась от тебя, когда у меня был шанс; я могла бы вытащить тебя, черт побери, сама, к примеру, растраханной вязальной спицей», и она смотрит сверху вниз на ребенка на больничной кроватке, и я знаю, что этот ребенок — я, и я слышу, как голос моей матери все зудит и зудит у нее в голове: «Мне нужна доза, мне нужно закинуться, меня всю трясет, а все, что нужно этому траханому ублюдку, это сосать мою титьку». И вот она вынимает меня из кроватки и бросает о стену. — Он вдруг замолк и провел пальцем по шраму, который словно дужка очков шел от угла глаза до уха. — Ей поверили, когда она сказала, что случайно меня уронила. Но я вижу все это ее глазами, и помню ее мысли, и помню, как ей скручивало желудок, сводило судорогой руки и ноги, так ей нужна была доза героина. А потом я вяжу, как она кипятит чайник воды и выливает его на меня. — Он внезапно ухмыльнулся, и эта улыбка была какой-то дикой. — Впрочем, это сестры заметили. Вот так и настал конец моей любящей мамочки — во всяком случае, насколько меня это касалось.

— Так ты был телепатом с самого рождения?

Блэк кивнул.

Электра удивленно покачала головой;

— Удивительно, как это ты не сошел с ума.

— А я сошел. — Он одарил ее еще одной огромной безудержной ухмылкой. — Как, по-твоему, почему я так выгляжу? Почему у меня все лицо, и шея, и даже веки в тату? Слой за слоем, слой за слоем, слой за слоем...

Он замолк и уставился в окно на Главную улицу Леппингтона. Глаза у него странно поблескивали. Потянувшись, Электра положила руку ему на колено.

Она думала, что он отстранится, но Блэк не шелохнулся. Она чувствовала жар его тела через ткань джинсов и сведенные от напряжения мышцы над коленом.

— Джек, — негромко произнесла она. — Я думаю, мы оба — чужие в чужой стране. Почему бы нам не позаботиться друг о друге?

Джек едва заметно кивнул, все еще не поворачиваясь от окна.

— И может быть, — все так же вполголоса продолжала Электра, — когда все это закончится, мы сможем остаться друзьями. И, быть может, ты сможешь остаться в гостинице?

Блэк промолчал, только на шее у него слегка дернулось адамово яблоко. Это была единственная его уступка чувствам.

Впереди высилась кирпичная громада «Городского герба». На улицах уже появились люди — почтальоны, разносчики; двое машинистов, закинув за спину рюкзаки с термосами и бутербродами, неторопливо брели через рыночную площадь в сторону вокзала.

Шесть утра, понедельник.

Большинство жителей города пробуждались ото сна — некоторые от кошмарного, — но Электра знала, что их кошмар далеко не закончился.