Забери меня отсюда - Софья Валерьевна Ролдугина

– Я позвоню, – пообещал Кённа, задумчиво глядя сквозь опустевший стакан на просвет; разводы красного вина на стенках вызывали смутно тревожные ассоциации, а блики ложились на белёсые пряди паутинно-тонких волос, как ржа. – Отдыхай, сердце моё.

В груди защемило от нежности. Захотелось сказать что-то в ответ, тоже вроде бы ничего не значащее, но на самом деле очень-очень важное, но слова застряли на языке – непослушном, онемевшем от сонливости. И Тина просто кивнула, затем моргнула – дли-и-инно, а когда вновь открыла глаза, то стоял зябкий предрассветный полумрак, а внизу, в гостиной, трезвонил телефон. И пока она размышляла, стоит ли спуститься вниз и взять трубку, раздался слоноподобный топот, и Уиллоу неразборчиво ответила… а потом рявкнула так, что дрогнули стёкла:

– Да иди ты! Никуда я сейчас не вернусь! У меня своя жизнь, я взрослая!

Телефонный аппарат жалобно тренькнул.

– Похоже, её папаша снова звонил, – сонно предположил ворох одеял справа голосом Кённы. – Пора спускаться и утешать нашу бравую ведьму, интересно или нет.

– У неё Маркос есть.

– И то верно…

Выходить на пробежку за день до часа икс казалось безумием; однако привычка взяла своё. Тина размялась на лестнице, наскоро умылась и переоделась, затем под сонное напутствие Кёнвальда – «Не попадай, пожалуйста, в неприятности, когда у меня похмелье» – выскочила на улицу.

Несмотря на ранний час, было невыносимо жарко. Небо выцвело до седовато-голубого цвета, и тончайшие пёрышки облаков напоминали отходящие от свода слои, высохшие до хруста, как луковая шелуха. Не работали разбрызгиватели на лужайках; окна были закрыты. Город выглядел чужим и точно бы нарисованным – чересчур яркие цвета, чёткие линии… и – ни звука, ни ветерка.

«Что за чертовщина?»

Тина замедлила шаг, внимательнее оглядываясь по сторонам, и вскоре поняла, что ещё казалось неправильным.

Раньше улица Генерала Хьюстона буквально утопала в пене гортензий – голубой, пурпурной, зеленовато-белой; пышные соцветия клонились к самой земле, и никакие подпорки не могли их удержать, а с клумб пялились бессмысленно пластиковые фигурки зайцев, гномов, медвежат и фей. А теперь по садам и палисадникам точно пронёсся ураган – раскиданные игрушки валялись навзничь, бессильно тянули вверх покорёженные ручки и лапки. И гортензии, дивные гортензии, гордость окрестных домохозяек, высохли и скрючились, точно кто-то из них разом вынул всю жизнь, какая есть.

Даже не добежав до моста, Тина развернулась и вдвое быстрее ринулась обратно. К дому она подбежала взмокшая, по инерции поднырнула под ивовые ветви, взлетела по ступеням и распахнула дверь.

– Кённа! Кённа, проснись, в городе что-то странное!

Речной колдун обнаружился на лестнице, хмурый и совершенно бодрый. Кошки сидели на почтительном расстоянии, даже не пытаясь приластиться и выклянчить новую порцию еды, что само по себе говорило о многом.

– Тише, дети ещё спят, им-то пока нужно отдохнуть. Пока есть возможность, – негромко ответил он. – Силы нам всем скоро понадобятся. Да, я почувствовал, как только вышел на улицу. Воздух полон гнева; так бывает, когда кто-то могущественный пытается, образно говоря, повернуть колесо судьбы в свою сторону, а оно сопротивляется.

Тина отёрла лицо и с отвращением посмотрела на свою руку: по ладони размазалась какая-то бурая пыльца, липкая к тому же.

«Представляю, как я выгляжу».

– А попроще можно? Слишком сложный литературный троп для половины седьмого.

Кёнвальд усмехнулся:

– Для тебя-то? Хочешь проще – вот тебе проще: старый хозяин реки на кого-то очень разозлился, но достать его не может. По крайней мере, так, чтобы я не нашёл его в ту же секунду и не поприветствовал по-свойски.

Тина растерянно обернулась через плечо; сад в рамке дверного проёма напоминал фрагмент старой репродукции, который может рассыпаться в любой момент.

– Думаешь, из-за лис?

– Вряд ли, – пожал плечами колдун и подпёр кулаком щёку. – Ладно, не бери в голову, я сейчас взгляну сам.

С границ практически ясного неба донёсся отдалённый звук грома, больше похожего на треск разрываемой обёрточной бумаги, и, несмотря на жару, стало зябко.

– Ну, тогда дело в гортензиях. Вряд ли они просто так разом засохли, – предположила Тина нарочито бодрым голосом. И тут её осенило: – Точно! Киан О’Ши, ну, настоящий начальник библиотеки, племянник мэра! Это ведь он рассадил те жуткие гортензии по всему Лоундейлу! А Маккой вчера сказала, что его мать лежала в больнице, принадлежавшей Чейзу Риверу, и пару дней назад скончалась. Маккой и Киан О’Ши собирались встретиться и побеседовать.

Скованность Кёнвальда точно ветром сдуло.

– Это меняет дело, – резко выпрямился он. Кошки встопорщили хвосты и заметались на верхней площадке. – Похоже, сын Садовника решил выступить против своего мастера. Куда там ты поставила вчерашнее серебряное блюдо?

Пока Тина копалась на полке с перемытой посудой, то подняла такой грохот, что стоило удивиться, как это ещё Уиллоу с Маркосом не проснулись и не передислоцировались из гостиной поближе к месту боевых действий. Кённу, впрочем, присутствие или отсутствие кого бы то ни было беспокоило мало; он целиком сосредоточился на колдовстве. На сей раз вода открыла правду не сразу; колдун долго шептал над ней, склонившись почти к самой поверхности и зажмурившись, и губы его едва-едва не касались воды, как в целомудренном поцелуе.

Тина чувствовала себя, мягко говоря, не в своей тарелке.

– Тебе как-нибудь помочь?

Кёнвальд ответил таким выразительным взглядом, что щёки вспыхнули.

– Ты и так помогла, с блюдом, – поспешил он исправить оплошность и сел на край стола, раздражённо взъерошивая себе волосы. – Ладно, тонко действовать не получилось, попробуем грубо и сильно. Ты же не думал, дружок, что я сведущ только в хитрых узорах? – сощурился он в потолок.

Тина поёжилась; на месте потолка она бы давно ретировалась в безопасное место, подальше от таких взглядов. А Кённа вдруг развернулся, резко опустил руки по обе стороны от блюда и гаркнул:

– Уймись ты, гнида, гнилая кровь, выродок! Я здесь хозяин!

Разом подскочила вся посуда на полках; солонка с перечницей покатились через стол наперегонки к краю, и трещина пробежала наискосок по оконному стеклу – хрустко, споро. А поверхность воды, точно инеем подёрнутая, наконец прояснилась, и вместо серебряного дна с чеканными колосьями возник образ небольшого, но крепкого загородного дома, на пороге которого стояла капитан Маккой в невообразимом шёлковом пеньюаре цвета спелого персика с оторочкой чёрным кружевом – и на плече у неё лежал наградной клинок в ножнах. Напротив неё сутулился какой-то хлыщ в деловом костюме, для внушительности сопровождаемый громилой в синем комбинезоне.

Тина готова была спорить, что на комбинезоне красовались нашивки с буквами «ПБ».

– Мистер О’Ши у меня в гостях, это верно, – донёсся гулко,