Сторож брата моего - Тим Пауэрс

Она щелкнула пальцами.

— Нортенгерленд.

— Совершенно верно. — У Брэнуэлла сделалось теплее на душе оттого, что она запомнила имя, которым он представился. Он посмотрел на нее и вскинул брови.

Она кашлянула, прежде чем заговорить снова.

— Я — миссис Фленсинг. — Она говорила с акцентом, который, по предположению Брэнуэлла, мог быть континентальным. — Конечно, на самом деле у него два глаза, как у них всех в наши дни. Я думаю, что он пришел к Понден-кирк, чтобы умереть от собственной руки и тем осквернить это место, но, когда регент — предводитель племени напал на него, он изменил свои намерения и пустил в ход диоскуры для самозащиты.

Мысли Брэнуэлла лихорадочно скакали от Диоскуров — это, как он хорошо знал, было прозвище героев-близнецов из древнегреческой мифологии, Кастора и Поллукса, — к двухклинковому ножу, который уронила Эмили. Самозащиты…

— Ножом, — сказал он, пытаясь придать голосу уверенное звучание.

— Да. Вы знаете, что регент — старейшина святых! — был убит в этой схватке?

— Нет, — рискнул признаться Брэнуэлл. И, помня о том, как Эмили всего пару часов тому назад вернулась домой, спросил: — А что стало с… э-э… диоскурами?

— Полагаю, убийца взял его с собой. А вы так страшитесь его? Но ведь он и сам, несомненно, был тяжело ранен.

— Что вы, конечно нет. Но ведь такие ножи очень необычны. Один раз увидишь — и ни с чем не спутаешь.

— Верно. Только одно предназначение и непредсказуемые реакции на раны. Мы давно считали, что этот человек может быть опасен, и я преследовала его из Лондона до поместья близ Аллертона. — Она вздохнула с нескрываемым разочарованием. — Но прошлой ночью он убил там двух человек и ускользнул от меня в последовавшей неразберихе. Что вы о нем знаете?

Брэнуэлл почувствовал, как под его рубашкой побежала струйка пота. Эмили разговаривала с ним очень уклончиво — до красноречивости уклончиво. Она сказала, что пошла со Стражем на запад, а потом на восток и нашла на дороге нож-диоскуры. Эта женщина говорит, что «одноглазый католик» намеревался «осквернить это место» самоубийством.

— Совсем недавно человека с таким ножом видели на вересковых пустошах к западу от дома здешнего священника, — сказал Брэнуэлл. — Сегодня. Э-э, в районе Понден-кирк, как вы и сказали. — Его лицо пылало. — Я полагаю, это и был… одноглазый католик. — Он скрипнул зубами. — Судя по всему, у него был жалкий вид.

Миссис Фленсинг нахмурилась и встала.

— Насколько я понимаю, вам ничего не известно.

— Моя сестра, — выпалил Брэнуэлл, — сегодня утром гуляла по полям и вернулась с диоскурами и кровью на рубашке. И не говорила, где была и что видела.

Миссис Фленсинг снова села.

— Она была ранена? Или укушена?

— Укушена? Нет. Вряд ли это была ее кровь.

Миссис Фленсинг крепко стиснула его запястье.

— Вы должны узнать у нее, что она видела, что делала, как ей достался нож. Вы меня понимаете?

— Да, конечно, — заверил ее Брэнуэлл, а сам задумался о том, сохранилось ли у него с кем-то из сестер хоть что-то из былых детских привязанности и доверия.

— Как я понимаю, она не прошла крещение.

— Конечно прошла. Наш… ах, да! Нет, не… — Он приподнял правую руку с двумя сложенными пальцами. Мгновение подумал о том, что еще могло бы привлечь неоценимое внимание миссис Фленсинг, и добавил: — Ее однажды укусила… э-э… необычная собака. — А вот о том, что она прижгла укус раскаленным утюгом, он умолчал.

Миссис Фленсинг напряглась.

— Ах! С этих пустошей… — Она устремила на него яростный взгляд. — Вы понимаете, что сейчас сказали мне? Что это была за собака?

Эмили никогда не описывала в подробностях ту собаку, которая цапнула ее, и Брэнуэлл обратился памятью к тому дню, когда его самого укусила собака, которая странно вела себя и, возможно, была бешеной.

Ему было тогда около девяти лет. Хвастаясь смелостью перед сестрами, он подошел к уродливому животному и протянул руку; пес стремительно мотнул тяжелой головой и цапнул его зубами за запястье. В следующий момент собака умчалась в холмы, Брэнуэлл же самостоятельно перевязал раненую руку и попросил сестер не говорить никому об этом происшествии. Рана оказалась поверхностной и зажила буквально на следующий день, а вот испуг от случившегося оказался таким сильным, что он целый месяц не мог спать; отец даже разрешил ему некоторое время не посещать местную школу.

— Большая, больше бульмастифа, — сказал он миссис Фленсинг, скрыв озноб, который и сейчас пробежал по его коже, — с приплюснутой черной мордой, с длинными ногами и большими лапами. Короткая редкая шерсть, похожая на свиную щетину… и… — он вспомнил еще одну подробность, — по его словам, рычание собаки походило на плач ребенка. Конечно, необычного ребенка, сами понимаете.

Миссис Фленсинг слушала его, тяжело дыша.

— Я намеревалась действовать этой ночью в одиночку, но трое, объединив усилия, куда вероятнее добьются успеха. Необходимо, чтобы ваша сестра тоже участвовала. Где она живет?

— Да… прямо здесь, в деревне.

— Прекрасно. Не сомневаюсь, что в этом заведении найдется комната, где можно было бы поговорить наедине. — Он кивнул, и женщина вынула из кармана и дала ему полдюжины шиллингов. — Наймите ее на завтрашнюю ночь. Встретимся там с вами через час после заката. Обязательно приведите с собой сестру. Прежде всего она должна пройти посвящение. И вы должны помочь мне убедить ее. — И она повторила: — Вы меня понимаете?

Брэнуэлл внезапно испугался, что утвердительный ответ на этот вопрос повлечет за собою какие-то реальные последствия наподобие подписания контракта. Но миссис Фленсинг смотрела ему в глаза, и он изо всех сил постарался проникнуться личностью Нортенгерленда, бессовестного, аморального героя своих детских сочинений. Нортенгерленду все это по силам, сказал он себе.

Он заставил себя четко произнести:

— Да. — И, откашлявшись, продолжил более уверенным тоном: — И какое же место предполагается для меня в этой… нашей… компании?

Она окинула его оценивающим взглядом.

— Полагаю, высокое. Вы знаете эту деревню?

— Я тоже живу здесь, — сознался Брэнуэлл.

— Понятно. Что ж, вы сможете помочь мне советом. Сразу и начнем, поскольку вам дорого ваше будущее — и верьте. — Она встала, подошла к столу у противоположной стены и коснулась рукой кожаного саквояжа. — Здесь имеется могила, — тихо сказала она, — в которой лежит под камнем тело, давным-давно подвергшееся ампутации. Оно должно остаться… пока что… не полностью целым. Но племя… влияние, которое оно распространяет, ослабело из-за сегодняшнего убийства, и поэтому целостность тела следует как можно скорее