Повести и рассказы - Джо Хилл

Риклз отступил, вскидывая руку ладонью вперед в жесте мира, и сказал, что пока это все. Ему вслед кто-то громко спросил, как зовут его внуков, шеф полиции остановился и повернулся, чтобы ответить: Меррит и Голди. Кто-то спросил, может ли он хотя бы подтвердить возраст и пол убийцы, на что он, нахмурившись, сказал:

— Давайте сосредоточимся на людях, погибших сегодня. Это о них прежде всего должна думать пресса вместо того, чтобы прославлять безумные поступки лица, совершившего преступление, зарабатывая себе легкие рейтинги. — Вновь рев: такое журналюги тоже обожали. Каждый репортер, известный Лантернгласс, обожал попадать по мелочи под общественное бичевание.

Потом шеф полиции ушел, повернувшись к ним спиной. Лантернгласс почти ожидала, что его удастся уговорить вернуться еще раз. Шеф полиции Риклз был человеком, любившим сделать заявление, получал наслаждение, играя роль общественного острослова, хулителя, моралиста и правоведа-мыслителя. Чем-то он малость напоминал ей Дональда Рамсфелда[79], который с очевидным восторгом игрался с прессой, поставляя той фразочки, достойные цитирования. Лантернгласс снисходительно считала, что Риклз, наверное, рад, что его внуки оказались на месте действия, потому как это дало ему возможность сыграть разом две роли: твердого поборника закона и признательного, успокоенного семейного человека.

Однако ей было без разницы, вернется ли он и скажет ли что-то еще. Он не настроен делиться еще чем-либо стоящим: если бы он еще ответил на вопросы, то это отвечало бы его нуждам, а не журналистов. А кроме того… ее внимание отвлек розовый проблеск, движение, уловленное боковым зрением. Когда она встала на цыпочки и вытянула шею, то увидела, как девчушки в машине цвета жвачки, рассекая толпу, двинулись не в сторону шоссе, а свернули за угол торгцентра и пропали из виду.

Лантернгласс поехала за ними.

14 час. 11 мин.

Северо-восточная сторона торгового центра представляла собой протяженную глухую стену из кирпича-песчаника с незатейливыми дверями, выкрашенными тусклой коричневой краской и погрузочными площадками. С этой стороны никто внутрь не входил, кроме работавших в центре. Подъезд был узким и выходил на сетчатую ограду высотой в двенадцать футов, обильно поросшую с другой стороны сорняками. Такие места здорово действовали Лантернгласс на нервы. Заставляли вспоминать тот день, когда на ее глазах 24-летний коп по имени Реб выпустил шесть пуль в Колсона Уизерса.

Пара полицейских патрульных машин держала подъезд под наблюдением — по одной с каждого конца. Лантернгласс замедлила ход перед крупным гладколицым копом в зеркальных очках. Он стоял на ее пути, пока она не остановила машину, потом подошел со стороны водительского окна и ленивым круговым жестом одной руки велел опустить стекло.

— Только родня работников торгцентра, мэм. Вы родня?

— Да, сэр, — соврала она. — Мой сын, Окелло, работает в обувном «БИГ». Он в здании находился, когда это случилось. Я была с теми девушками, которых вы только пропустили. — Она указала на «ОЙ, ВКУСНЯТИНУ», которая как раз парковалась в трети подъезда от них.

Впрочем, коп перестал ее слушать, едва она назвала имя, лишь махнул рукой и отступил в сторону.

Когда она припарковалась, три девчушки уже выбрались из своей «Ауди» цвета молочного коктейля с клубникой, а сидевшая за рулем, стоя на цыпочках, уже обнимала долговязого черного юношу. Небольшая толпа томилась среди машин: служащие, эвакуированные из здания, которые держались поблизости и возбужденно рассказывали и пересказывали, как им самим едва-едва удалось уцелеть. Наверное, оттого, что ей вспомнился Колсон, для которого сцена была домом родным, назойливый, оживленный рой зевак напоминал ей закулисье после успешного спектакля — добротной кровавой трагедии, по-видимому.

Припарковавшись, она вышла из машины, как раз когда парень с девушкой бросили обниматься. И перехватила их, когда они пошагали обратно к розовому авто.

— Ты там был, когда это случилось? — спросила она юношу безо всяких расшаркиваний, уже включив свой телефон на запись разговора. — Страсть как хочется послушать об этом.

Юноша замедлил шаг, задумчивая морщина пролегла у него меж бровями. Он был не просто чернокожим, а черным чернокожим, как пляж из песка вулканической лавы. Свет исчезал в нем. Смазливый, конечно, но, с другой стороны, пришлось ведь и в обувной «БИГ» наняться. Юность, здоровье и чернота — это то, чем во многом они и охмуряют… свою по большей части белую, пригородную клиентуру. Юноша все еще был одет в магазинную униформу: очевидно, копы не дали ему переодеться.

— Ага. Я был там. Ближе всех к месту подобрался из тех, кого не застрелили. Не считая мистера Келлауэя.

Три девчушки разглядывали Лантернгласс со смесью досады и любопытства. Подружка юноши (самая красивая из них: курносая, тонкошеяя, грудастая, с распрямленными волосами) спросила:

— А с чего расспрос?

— Я из газеты. «Сент-Поссенти дайджест». Очень бы хотелось узнать, на что это похоже… быть в трех шагах от пули. Взгляд изнутри. Как это переносится? — заговорила она, отвечая девчушке, но все время глядя на юношу.

— Фотка моя в газете будет? — спросил тот.

— А то. Народ у тебя автограф просить будет.

Малый ухмыльнулся, но подружка его подала голос:

— Это сто долларов стоит. — И наполовину загородила парня собой, будто физически мешая Лантернгласс подойти поближе.

— Будь у меня сотня долларов в кошельке, я могла б себе няню-сиделку позволить. А я не могу, и это значит, что у меня всего полчаса осталось до времени забрать свою дочку из городского летнего лагеря.

— Насрать, — отрубила его подружка. — Хотите узнать его историю, можете все про это в теленовостях «Дейтлайн» посмотреть. Спорим, эти и косарь не пожалеют.

Лантернгласс сообразила, что у девчушки с новенькой розовой «Ауди» лимит на кредитке побольше, чем у нее будет. Подружка, решила она, о деньгах заговорила, чтоб покрасоваться, эдакий самопроизвольный сценический этюд. Может, дружок был из Черно-Голубой, а подружка с Бульваров, вот и пыжится произвести на него впечатление, ведя себя, как уличная.

— Не уверена, что в «Дейтлайн» интерес проявят, — хмыкнула Лантернгласс. — Но, если и проявят, вам что, не хотелось бы, чтоб они с твоим парнем разговор вели, а не с одним из сотни бывших в торгцентре сегодня? Тот, кто первым расскажет, того обычно с его рассказом и показывают. И потом… — теперь Айша смотрела подружке прямо в глаза, — в общем-то, я хотела с вами обоими поговорить. Хотелось бы узнать, что ты чувствуешь, когда слышишь про стрельбу и знаешь, что твой парень в здании, но не знаешь, увидишь ли ты его еще когда.

Это девушку смягчило. Она глянула на своего парня, Окелло, который про деньги не заикался и отнесся к Лантернгласс со спокойным интересом.

— Я расскажу вам, что произошло, — сказал он. — Платить вам