Колодец желаний - Эдвард Фредерик Бенсон

ожидая, что сейчас над могилой всплывет лицо того, кто положен сюда для вечного упокоения. В следующую секунду тот самый ужас, который сковал Эстер, словно бы одолжил ей пару крыльев, и она бросилась бежать рощей, а затем и полями. Ни единожды не оглянулась она, пока не очутилась на дюне над деревней. Только тогда, бросив взор на проделанный путь, Эстер смогла убедиться, что и тропа, и пастбища пустынны. Никто не преследовал ее, но овцы, чуя шторм, перестали щипать траву и жались к изгородям, которые из-за ветхости стояли наклонно, вроде навесов.

Первой мыслью Эстер (продиктованной паникой) было немедленно покинуть эти места – но последний поезд до Лондона ушел полчаса назад. И потом, рассудила Эстер, какой смысл в бегстве от давно покойного преследователя? Расстояние между ним и его прахом отнюдь не гарантия безопасности; спасение надо искать внутри себя. Но как же ей недоставало мужа; как бы он сейчас утешил ее и ободрил! В любом случае Дик приедет завтра. Увы, до утра еще столько долгих, темных часов, и кто знает, какие риски и опасности приготовила для Эстер эта ночь? Вот если бы Дик выехал прямо сейчас, он был бы в Раштоне всего через четыре часа, то есть к десяти, максимум к одиннадцати вечера. И Эстер отправила ему срочную телеграмму.

«Выезжай немедленно [написала она]; торопись».

Между тем шторм, зародившись на юге, приблизился и скоро явил небывалую ярость. В качестве прелюдии туча уронила несколько крупных капель, которые мигом высохли на шоссе (Эстер как раз вышла с почтамта); но, едва она юркнула в гостиничную дверь, загрохотали струи воды, ибо разверзлись хляби небесные.

Вода смешалась с огнем молний, громовые раскаты множило эхо, и в считаные секунды деревенская улица превратилась в бурлящую, мутную от песка реку. Эстер не посмела зажечь свет. Она сидела в темном номере, и единственное видение было перед ее мысленным взором: Эстер вновь и вновь представляла себе могилу Роджера Уайбёрна. Могила и так на самом краю обрыва; ливень наверняка размоет почву, и тогда… Эстер почти слышала, как шуршит мокрый песок, уволакивая за собой заброшенные могилы со всем их содержимым.

К восьми вечера шторм начал стихать. Эстер ужинала, когда ей вручили телеграмму от Дика: он уже выехал, телеграфировал с дороги. Если ничего не помешает, он будет с Эстер уже к половине одиннадцатого; он встанет между нею и ее страхом. Просто удивительно, как всего несколько дней назад и страх, и мысль о муже могли казаться Эстер далекими и смутными; теперь и страх, и муж реальнее реального, теперь Эстер считает минуты до встречи с Диком. Дождь кончился; Эстер отодвинула штору и выглянула в окно гостиной своего номера (до сих пор она была занята тем, что следила за медленным ходом часовой и минутной стрелок). Над морем поднималась красноватая луна. Прежде чем она достигнет зенита, прежде чем часы двойным ударом известят Эстер о том, что стрелки сделали полный оборот, Дик будет рядом.

Пробило десять, когда в дверь постучали, и мальчик-коридорный сообщил Эстер, что ее ожидает какой-то джентльмен. Сердце Эстер подпрыгнуло; она не думала, что Дик приедет раньше половины одиннадцатого. Теперь конец одинокому бдению. Эстер спорхнула вниз по ступеням; действительно, на крыльце маячила крупная фигура. Эстер видела только спину; не иначе, Дик отдает распоряжения шоферу, подумалось ей. Луна четко обрисовывала мужской силуэт, а прямо над головой Дика горел газовый фонарь; вероятно, сочетание этих двух источников света придавало рыжеватый тон его волосам. Эстер бегом пересекла холл.

– Ты приехал, любимый! – воскликнула она. – Как это мило. И как быстро ты добрался!

Не успела она положить ладонь ему на плечо, как мужчина обернулся. Он обнял Эстер одной рукой, и она увидела перед собой лицо с близко посаженными глазами. Рот улыбался одним краем, другой же край, с признаками деформации губ, кривился в плотоядной ухмылке.

Ночной кошмар настиг-таки Эстер; она не могла ни бежать, ни звать на помощь. Подхватив ее, ибо она едва держалась на ногах, мужчина шагнул с крыльца и растворился во мраке.

Дик приехал через полчаса и с ужасом узнал: буквально только что его жену вызвал некий мужчина и она ушла с ним. Он вроде не из местных; по крайней мере, мальчишка-коридорный, который бегал в номер, никогда его раньше не видел. Всеобщее недоумение трансформировалось в тревогу; обшарили окрестности гостиницы, нашли пару человек, которым нынче встретилась на пляже приезжая леди с непокрытой головой и в сопровождении мужчины; мужчина держал ее за руки. Нет, этого мужчину они не знают; правда, лицо его одному из них запомнилось, и он дал подробное описание.

Таким образом, пространство поисков сузилось. В помощь лунному свету был взят фонарь. Обнаружилась цепочка женских следов – но женщина, предположительно Эстер, определенно шла одна, ибо песок не сохранил следов ее спутника. Следы тянулись примерно с милю, до песчаного оползня – это подмыло ливнем старое кладбище на дюне. Обрушилось полколокольни да очередная могила, причем тело вывалилось из гроба.

Судя по надписи, принадлежало оно Роджеру Уайбёрну, и вот что удивительно: хоть этот Уайбёрн и пролежал в могиле добрых два столетия, тлен ничуть его не коснулся. Еще целую неделю продолжались поиски, немало облегчаемые высокими приливами, которые постепенно смывали песок, но больше ничего обнаружено не было.

Спинетч

Людовик Байрон и его сестра Сильвия взяли себе эти звучные, хоть и мало с ними самими сообразные имена потому, что имена настоящие, за которые несли ответственность их неразумные родные, а также крестные отец и мать, были при той же степени несообразности вдобавок еще и никуда не годны. Брат с сестрой чувствовали – и имели на то основания, – что духовная нагрузка, несомая именами Томас Кэррот и Каролина Кэррот, ущербна, и ее ущербность будет препятствием на земном их пути, расхолаживая, вместо того чтобы подогревать, веру тех вопрошающих, которые при ином раскладе буквально жаждали бы попасть к ним на спиритический сеанс.

Впрочем, отличаясь скрупулезностью абсолютно во всех делах, брат и сестра решились на замену лишь после тщательных размышлений. Не получится ли, что они «сотворят ложь», выдав себя за тех, кем не являются, и не замутит ли эта ложь их внутреннего зрения – вот какими вопросами задавались эти щепетильные молодые люди. Однако, к вящей своей радости, вскоре они обнаружили, что их духовные руководительницы и наставницы, Астерия и Виолетта, общаются с Байронами так же свободно, как и с Кэрротами, и с тех пор даже наедине использовали имена Людовик и Сильвия, притом почти без натяжек, словно почти забыли, что некогда звались по-другому, а не так, как ныне значилось в приглашениях на их сеансы (приглашения печатались в типографии и отличались