Все хорошо, что начинается с убийства - Шарлин Харрис

По пятницам я вытирала пыль, мыла полы и пылесосила. Я уже закончила со стиркой, глажкой и мытьем ванн в свой первый визит на этой неделе, утром во вторник.

Дети Уинтропов неплохо научились управляться с той одеждой, которую поневоле приходилось стирать в промежутках между моими визитами, но так и не привыкли как следует прибираться в своих комнатах. Хотя Бини довольно аккуратно обращалась со своими вещами, а Хоувелл не настолько часто бывал дома, чтобы устроить бардак.

Вытирая пыль, я помедлила, чтобы рассмотреть портрет Бини и Хоувелла-младшего. Они подарили его друг другу на последнюю годовщину свадьбы. Я могла бы сосчитать по пальцам одной руки случаи, когда видела Хоувелла дома за те три года, что работала на эту семью. Он был лысеющим, приятным с виду человеком и имел примерно двадцать фунтов лишнего веса. Последнее обстоятельство художник любезно замаскировал. Хоувелл был одного возраста с женой, но не трудился так усердно, как она, чтобы скрыть свои годы. Он проводил много времени в доме родителей, Хоувелла-старшего и Арниты, еще более впечатляющем, чем этот.

Помянутая пара являлась некоронованными королем и королевой Шекспира. Хотя официально Хоувелл-старший вышел на пенсию, он все еще имел право голоса в каждом предприятии Уинтропа. Старшие члены семьи все еще играли очень активную роль в социальной и политической жизни города. У них была постоянная чернокожая горничная Калли Канди.

Мои раздумья о Хоувелле-младшем как будто заставили его материализоваться. Я услышала, как повернулся ключ в замке, и хозяин вошел в дом из-под навеса для автомобилей. За ним следовал тот человек, который прогуливался по городу прошлой ночью.

Теперь, увидев его при дневном свете, я убедилась, что именно он тренировался с Дарси Орчадом в тот день, когда Рафаэль покинул «Телу время».

Они с Хоувеллом несли по большой, тяжелой черной сумке на ремне через плечо.

Хозяин дома резко остановился, покраснел, явно нервничая, и сказал:

— Простите, что потревожил вас за работой. Я не видел вашей машины.

— Я припарковалась на улице перед домом.

Хоувелл, должно быть, заехал в гараж с боковой улочки.

— Мы не будем вам мешать, — заявил он.

Я сощурилась и осторожно ответила:

— Хорошо.

Это же его дом.

Я посмотрела мимо Хоувелла на его спутника. Тот стоял достаточно близко, чтобы я разглядела глаза орехового цвета. На нем был темно-зеленый стеганый жилет, под ним — фирменная футболка работника «Спортивных товаров Уинтропа». Такие темно-красные тряпки с золотыми и белыми буквами носили все его служащие.

Этот человек смотрел на меня так же пристально, как я на него. Я не ожидала, что друг Хоувелла окажется таким. Он был слишком опасен. Я сразу распознала это, но еще поняла, что не боюсь его.

Я почти забыла про Хоувелла, когда тот откашлялся и сказал:

— Что ж, тогда мы… — Он вошел в гостиную, чтобы через нее проследовать в свой рабочий кабинет.

Оглянувшись, человек в красной футболке последовал за ним, и дверь кабинета закрылась.

Меня оставили вытирать пыль в гостиной и спальне. Во время работы я постоянно пыталась понять, что же происходит. В голову мне пришло, что Хоувелл, возможно, гомик, но, вспомнив глаза его спутника, этакого черного хвоста, я отмахнулась от этой идеи.

Мне еще раз пришлось пройти через гостиную, и я увидела, что дверь кабинета Хоувелла до сих пор закрыта. «По крайней мере, я уже все вытерла и пропылесосила там», — подумала я со смутным облегчением. Кабинет — одна из моих любимых комнат в этом доме. Его стены были обшиты панелями. Там имелось множество книжных полок. Рядом с настольной лампой стояло кресло, а на стенах висели оттиски «Дакс анлимитед».[12]Очень солидный с виду стол возле эркера с сиденьем было дьявольски трудно полировать.

Я не хотела выглядеть любопытной, поэтому усердно и быстро работала, пытаясь убраться отсюда прежде, чем Хоувелл и его гость выйдут, но не успела. Крепкая дверь отворилась, и они появились из кабинета как раз тогда, когда я протирала кухонный пол. Оба были с пустыми руками.

Хоувелл и незнакомец остановились посреди комнаты, оставив следы, которые мне потом придется подтирать. Я была в желтых пластиковых перчатках, старых джинсах и такой же древней футболке. Мой нос наверняка блестел.

Мне хотелось лишь одного — чтобы они ушли. Хоувелл тоже желал немногого — сгладить странную ситуацию, заведя со мной беседу.

— Я слышал, это вы нашли беднягу Дела? — сочувственно спросил он.

— Да.

— Говорят, вы дружны с Маршаллом Седакой? У вас есть ключи от «Телу время»?

— Нет, — заявила я твердо, но без уверенности в том, на который вопрос отвечаю. — Я открыла клуб тем утром, чтобы оказать услугу Маршаллу. Он болел.

— Мой сын чрезвычайно вами восхищается. Он часто вас упоминает.

— Мне нравится Бобо, — сказала я, пытаясь говорить негромким ровным тоном.

— Какие-нибудь признаки свидетельствовали о том, что Дел был не один, когда произошел несчастный случай?

Я стояла в замешательстве, не в состоянии уследить за его мыслью, потом внезапно кое-что поняла. Эта помешавшая мне беседа не была всего лишь пустым трепом. Хоувелл хотел побольше разузнать о смерти Дела Пакарда.

Я гадала, какие такие признаки, по мнению Хоувелла, могли там остаться. Следы ног на ковре по ту или другую сторону двери зала? Перочинный нож с монограммой, зажатый в пальцах Дела?

— Простите меня, Хоувелл, но я должна закончить эту работу и ехать на следующую, — отрывисто сказала я и сполоснула швабру.

Хоть и не сразу, человек, плативший многим местным жителям, понял намек и поспешно покинул кухню. Его товарищ мгновение помедлил. Этого оказалось достаточно, чтобы я подняла глаза, желая проверить, ушли ли они, и встретилась с ним взглядом. Больше я не пыталась этого делать, пока не услышала, как под навесом для автомобилей загудел двигатель.

Добросовестно замыв их следы, я выжала швабру, выставила ее сохнуть за заднюю дверь, с легким облегчением заперла дом Уинтропов и села в машину.

Это семейство раздражало меня, интересовало, служило источником размышлений и наблюдений вот уже четыре года. Но они никогда не были загадочными. То, что Хоувелл резко свернул с предсказуемой стези добродетели, невольно меня тревожило, а его общение с бродящим во тьме незнакомцем с черными волосами, завязанными в хвост, сбивало с толку.

Я обнаружила, что мои чувства по отношению к членам семьи Уинтроп варьируются от «терплю» до «люблю». Я работала на них достаточно долго, чтобы принимать смысл их жизни и испытывать по отношению к ним своего рода верность. Внезапное осознание этого не очень-то меня осчастливило.