Безымянные культы. Мифы Ктулху и другие истории ужаса - Роберт Говард

Из общей комнаты на другой стороне дома отец крикнул мне:

– Уйми этих драчливых коней! Слышно даже, как они лягают стены конюшни!

Я быстро вышел из дома и направился в конюшню, хотя мне очень хотелось дослушать балладу. День был ясный, безветренный, и голос старика летел вслед за мной. Его не заглушали ни пронзительное ржание и удары копыт коней в конюшне, ни кукареканье петуха где-то вдали, ни чириканье воробьев в зарослях мескита.

«Барбара Аллен»! Эхо далекой и забытой родины… Перед моим мысленным взором предстали поселенцы в одеждах из поплина с мелким рубчиком и из оленьей кожи, медленно продвигающиеся из Пидмонта на запад, через Аллеганы и вдоль реки Камберленд. Они шли пешком, тряслись в громыхающих фургонах, которые тащили неповоротливые волы, скакали на лошадях. А по ночам всюду звенели гитары и банджо: у костров, у одиноких деревянных хижин, у чернеющих при свете звезд рек, на бескрайних горных кряжах. «Барбара Аллен» – связь с прошлым, тоненький мостик между сегодня и таким уже далеким и зыбким вчера.

Я открыл конюшню и вошел внутрь. Мой мустанг Педро, злобный и непредсказуемый, как и его родина, порвал недоуздок и пронзительно ржал от ярости, нападая на гнедого жеребца, обнажив в оскале крупные зубы, сверкая глазами и прижав уши к голове. Я схватил его за гриву, рывком развернул, резко ударил ладонью по носу, когда он вздумал куснуть меня, и выгнал из конюшни. На прощание он попытался лягнуть меня задними копытами, но я, хорошо зная его характер, успел увернуться.

А про гнедого я и забыл. Доведенный до неистовства нападением мустанга, он готов был убить любого, кто по неосторожности подойдет к нему слишком близко. Его стальная подкова едва задела мою голову, но этого оказалось достаточно, чтобы у меня перед глазами вспыхнула молния и мир померк.

Первым, что я почувствовал, когда сознание возвратилось, было движение. Меня подбрасывало вверх – вниз, вверх – вниз. Затем кто-то схватил меня за плечо, а чей-то голос со странным акцентом проревел мне прямо в ухо:

– Очнись, Джоэл, ты спишь в седле!

Я резко открыл глаза. Я ехал верхом, и подо мной был тощий измученный конь. Со всех сторон меня окружали всадники в потрепанных серых мундирах, усталые и хмурые. Мы ехали между двумя невысокими горами, поросшими густым лесом. Из-за людских спин и крупов лошадей я не мог рассмотреть, что лежало впереди. Занимался серый рассвет, было зябко, и я поежился.

– Скоро взойдет солнце, – проговорил, растягивая слова, один из всадников. – Да и бой, похоже, нас ждет жаркий. Тогда и согреемся. Думаю, старина Бедфорд гнал нас всю ночь не для того, чтобы позабавиться. Говорят, впереди через долину ползет караван фургонов.

Я никак не мог понять, что происходит. Когда-то все это уже было. Но где, с кем и когда, вспомнить не удавалось. Я судорожно провел рукой по лицу, а затем почему-то сунул руку во внутренний карман. Там оказался старомодный снимок. С фотографии мне улыбалась незнакомая девушка удивительной красоты, с нежными губами и дерзким взглядом. Я положил снимок обратно в карман и ошалело помотал головой.

Впереди послышался рокот. Мы выезжали из теснины, и перед нами раскинулась широкая долина, по которой двигалась цепочка неуклюжих, жутко громыхающих фургонов. Их окружали всадники в синих мундирах. И они, и их кони выглядели намного бодрее, чем мои спутники и наши скакуны. Все происходило, как во сне.

Помню, протрубил горн. Я увидел, как ехавший во главе нашей колонны высокий, крепкий мужчина на могучем коне выхватил саблю и привстал в стременах. Его голос прогремел, заглушая звук горна:

– Вперед! Гей, парни, гей!

И тут все заорали так, что я чуть не оглох. Мы, подобно горному потоку, выкатились из ущелья в долину. Во мне словно жило два человека. Один мчался вперед, кричал и размахивал окровавленной саблей, круша врагов. Другой смотрел на все это, дивясь, недоумевая и пытаясь найти объяснение всему происходящему. Во мне почему-то нарастало убеждение, что когда-то я все это уже пережил и теперь повторяю пройденный путь.