Наследство - Алена Оленина

Девушка подошла ближе к беседке, внимательно её разглядывая.

– Матушка, может, всё-таки войдём? Вдруг там есть что-нибудь интересное?

– Что-нибудь интересное вроде пауков, – сказала миссис Симмонс. – Не надо, Лиз, не ходи туда, я тебя прошу. Она такая старая, что может упасть тебе на голову.

Девушка, уже шагнувшая было к беседке, разочарованно повернула назад:

– Мы в детстве играли в такой старой беседке. Помнишь, у тётушки Элис? Нам было так весело. Никогда не думала, что тоже обзаведусь чем-то в таком же духе.

– У тётушки Элис была нормальная настоящая беседка, – несколько назидательным тоном заметила миссис Симмонс. – Красивая крепкая беседка, в которой так хорошо было пить чай. Это же… Это не беседка, это больное произведение местного пьяного плотника. И зачем было дяде Джорджу ставить это уродство прямо перед парадным входом!

На слове «дядя» миссис Симмонс слегка запнулась.

– Подъезжаешь к дому – оно тут как тут, – возмущённо продолжила она, взмахнув рукой. – Смотришь из окна, опять же оно перед носом. Нет, от этого «произведения искусства» надо избавляться! И как можно скорее. Завтра же поговорю с Паркером.

– Я бы вам этого не советовала, мадам, – раздался сзади скрипучий голос.

Мисс Лиз и миссис Симмонс вздрогнули от неожиданности и обернулись. Позади них стояла экономка миссис Робинс, сухопарая неприветливая женщина неопределённого возраста. Глубоко посаженные чёрные глаза смотрели мрачно и почти угрожающе. Она поджала и без того тонкие губы и сверлила новых хозяек неприязненным взглядом.

– Это, конечно, не моё дело, – сказала она сухо. – Но беседка была любимым местом отдыха мистера Холла. Он часто здесь бывал. И я бы не советовала портить его вещи.

Миссис Симмонс слегка опешила от неожиданной отповеди, но быстро взяла себя в руки. Её лицо порозовело от возмущения:

– Это действительно не ваше дело, Робинс! – сказала она резко. – И позволю себе напомнить, что мистера Холла уже недели две как нет в живых! И именно я нынешняя хозяйка этого дома!

Если бы взглядом можно было обращать в камень, то обе дамы непременно в ту же минуту превратились бы в валуны. Но, увы, даром василиска миссис Робинс не обладала, как бы ей этого ни хотелось.

– Можете идти, – отчеканила миссис Симмонс и отвернулась, давая понять, что аудиенция окончена.

– Моё дело предупредить, – процедила экономка и неторопливо пошла прочь.

Мать и дочь обменялись недоумёнными взглядами.

– Что она этим хотела сказать? – спросила Лиз, хотя ответа на её вопрос не предвиделось.

– Кто ж её знает, – миссис Симмонс невольно понизила голос. – Она столько лет прожила тут, с дядей Джорджем, который был, скажем так, со странностями. Видимо и она тоже… со странностями.

– Мне неуютно в её присутствии, – призналась Лиз. – Словно туча закрывает солнце и становится холодно.

– В этом доме и без того вечный холод, – пробормотала миссис Симмонс и снова нервно поправила шаль. – К счастью, Робинс скоро уходит, дядя Джордж оставил ей неплохие деньги, – миссис Симмонс огляделась, не подслушивает ли неприветливая экономка где-нибудь поблизости. Но та уже была далеко. – Найдём кого-нибудь на её место. Наш добрый викарий обещал с этим помочь.

– И избавимся от неё навсегда! – жизнерадостно подхватила Лиз.

Вечерние тени от деревьев удлинились и протянулись к самым её ногам. Где-то в заросшем парке закричала ночная птица. Солнце красным шаром скатилось к самому горизонту.

– Пойдём, Лиз, – спохватилась миссис Симмонс. – Пойдём в дом. Уже действительно очень холодно.

Они поспешили к дому.

Старинный особняк в лучах заходящего солнца издалека выглядел очень внушительно. Хотя, по правде говоря, он был бы ещё более внушительным, если бы его рассматривал какой-нибудь сторонний наблюдатель, страдающий близорукостью. Ибо тогда этот дом не оказался бы столь облезлым при ближайшем рассмотрении. В некоторых местах на стенах осыпалась штукатурка, оконные рамы покосились, на них выцвела краска. Кое-где из кладки выпали кирпичи, главное крыльцо скособочилось, фундамент местами просел и позеленел от мха.

И, уж конечно, этот сторонний близорукий наблюдатель никак не мог бы последовать за двумя хозяйками в дом, чтобы с грустью наблюдать разрушения и запустение внутри.