Без окон, без дверей - Джо Шрайбер

Я Фэрклот. Фэрклот. Жду…

Но в историю вклинивается последняя страница. Рядом с пистолетом, бутылкой виски и сигаретами в воображении нарисовалась пачка старых бумаг, справочных материалов, заметок с упоминанием имени Розмари Карвер. Старые газетные статьи. Судебные протоколы. Свидетельства очевидцев о пропавшей девочке, о маленьком заблудшем ягненке из Милберна. Как назвала ее тетя Полина?

Ангел, малышка, преждевременно взятая на небеса.

Глаза открылись. Скотт взглянул на пустой монитор и понял, что писать. Не возникло общего представления, только слова, словно рядом стоял отец и нашептывал на ухо. Он без колебаний начал набирать:

Фэрклот осмотрел все лежавшее на столе. Скоро вернется Морин, пьяная, пахнущая чужим мужским одеколоном, начнет орать, ругать его за беспорядок в столовой, но ему стало вдруг безразлично. Наплевать на жену, превратившуюся в свинью, и на ее измены прямо у него под носом, и на свою жалкую импотенцию, которую он притворно отрицает. Единственное, что имеет значение, — Круглый дом и девочка, ангел, преждевременно взятый на небеса, пропавшая и одинокая, погибшая где-то при жутких обстоятельствах, о которых можно только гадать.

Фэрклот взглянул на старые бумаги и услышал шорох.

Потом по дому разнесся отчетливый скрежет, щелчок ключа, повернувшегося в замочной скважине. Морин

Щелк!..

Звук слабый, но отчетливый. Из парадного. Скотт перестал печатать, наклонил набок голову, не отрывая пальцев от клавиатуры, прислушался, ожидая повторного скрежета металла о металл при повороте ключа.

Больше ничего не услышал, поднялся с диванчика со слабо бьющимся сердцем, вышел из столовой в длинный пустой коридор, ведущий к парадной двери, слыша ускорявшийся скрип своих шагов по половицам. Как ни смешно, хотел крикнуть: «Кто там?» — но сумел удержаться, схватился обеими руками за ручку, повернул, желая поскорей покончить с нелепым моментом, открыл дверь.

На крыльце никого.

Естественно. Фантазия разыгралась и фокусничает из-за перерыва в приеме лекарства.

Скотт замер, глядя на дверную створку с другой стороны.

Снаружи в замке торчит ключ, прицепленный к кольцу с дюжиной других ключей. Он до них дотронулся, взвесил на ладони, позвенел, ощупал бороздки — ключи настоящие, только необычайно холодные, будто их только что вытащили из морозильника. Дернул ключ в скважине, ожидая сопротивления, но он легко вышел. Наверно, они давно тут висят. Агентша завезла и оставила в его отсутствие.

А откуда недавно слышался щелчок?

Из дома.

Скотт захлопнул дверь и запер изнутри. Вернулся к компьютеру и написал:

Морин вывернула из-за угла, стараясь двигаться тихо, но была слишком пьяной. Дешевые туфли на каблуках, громыхая, как камни, по деревянному кухонному полу, пробудили бы мужа от самого крепкого сна.

Когда она его застала в столовой, опухшее лицо жарко вспыхнуло, расплылось в идиотской ухмылке.

— Карл! Что ты тут до сих пор делаешь?

— Вклеиваю в альбом вырезки.

— Вырезки? — Водянистые глаза окинули стопки бумаг: старые газетные статьи, исторические документы. — У тебя нет никакого альбома.

— Теперь завожу, — улыбнулся он.

— Уже за полночь, милый. Ты не устал?

Он покачал головой и медленно поднялся, видя, что на ее лице расплывается тревога, как облачко, накатившееся на луну. Это не доставило ожидаемого удовольствия — нервные окончания притупились. «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло…» — возникла в памяти цитата из Писания.

— Ну, — сказала она, — а я лягу. Совсем вымоталась.

— Морин…

Она оглянулась, увидела нацеленный на нее «люгер», выпучила глаза, визгливо хихикнула, и звук сразу растаял.

— Карл… — почти прошептала Морин, протянула пухлые руки, демонстрируя блестящие ладошки. — Ты меня больше не любишь?

— Конечно люблю.

— Тогда зачем…

Выстрел грянул гораздо громче, чем ожидалось, оглушительно раскатился по дому. Она отлетела назад, будто притянутая рывком невидимого каната, молча ударилась в стену, сползла на пол. Из-под нее потекла темная кровь, впитываясь в потемневший ковер.

Фэрклот положил пистолет и направился к ней, не чувствуя ни страха, ни недоверия. Пульс не ускорился, дух не перехватило, не возникло никаких физических симптомов волнения. Он был абсолютно спокоен и рассудителен.

Опустился на колени, закатал тело в ковер, потащил тюк по полу к дубовой двери в углу столовой, положил в сторонке, открыл дверь, заглянул в глубокое черное пространство без окон, уходившее в бесконечность, втащил туда тюк.

Скотт остановился, перечитал написанное, позволил себе испытать определенное удовлетворение. Наконец, пошло дело. Пока еще ничего выдающегося, но хотя бы рассказ идет в русле отцовского. Слова на странице не вызвали глухого раздражения.

Он встал, расправил спину, взглянул на часы, увидел, что уже почти полночь. Боль в спине — приятное следствие усердной работы.

Уходи, пока ты впереди. Утром продолжим на свежую голову.

Не останавливайся на подъеме.

Нынче ночью он на подъеме. Скотт вновь поднес руки к клавиатуре и продолжил.