Повести и рассказы - Джо Р. Лансдейл

А произошло это так. Они нагоняли черную машину, и Джим сказал Уильяму:

— Дружище, давай к ним поближе, я им сейчас жопу покажу.

— Но они же монахини!

— Вот в этом-то и прикол, — сказал Джим.

Уильям повернул руль вправо, а Гарольд на заднем сиденье завопил:

— Большой Каньон! Большой Каньон! Покажи им Большой Каньон… Слушайте, а вы видите…

Джим спустил штаны и забрался с ногами на сиденье, так, чтобы его задница оказалась напротив окна. Когда они проезжали мимо монахинь, Уильям нажал на кнопку, и стекло опустилось. Джимова задница вывалилась наружу — торчащая из окна подрагивающая луна.

— Они смотрят? — спросил Джим.

— Смотрят, — сказал Уильям. — Только они, похоже, не очень-то удивились.

Джим натянул штаны, сел нормально и посмотрел в окно. Точно, совсем не удивились. Затем произошла странная вещь: одна из монахинь показала ему средний палец, остальные последовали ее примеру.

— Ни фига себе! Вот это монахини, — воскликнул Джим.

Теперь он смог их хорошо рассмотреть — фары выхватили из сумрака их лица, уродливые, как смерть от заразной болезни, и суровые, как погодные условия. Особой красотой отличалась та, что сидела за рулем. От такого лица часы остановятся и пойдут в обратную сторону, а дерьмо поползет вверх по кишкам.

— Ты это видел? Они мне палец показали, — сказал Джим.

— Видел, — кивнул Уильям.

Гарольд наконец вспомнил все слова гимна и теперь самозабвенно пел его, после последнего куплета без всякой паузы переходя снова к первому.

— Во имя всего святого, — взмолился Уильям. — Гарольд, заткнись.

— Знаешь что, — сказал Джим, глядя в зеркало заднего вида. — Кажется, они поехали быстрее. Они нас догоняют. Черт, а вдруг они наш номер хотят записать? А вдруг уже записали? Если они позвонят в полицию, моей провинившейся заднице не поздоровится.

— Ну, если они еще не записали номер, — сказал Уильям, — то и не запишут. Моей детке есть что показать.

Он надавил на педаль газа. Машина зарычала, будто ей не понравилось такое обращение, и рванулась вперед.

— Эй, да вы обалдели, что ли?! — завопил Гарольд с заднего сиденья.

— Пристегнись, раззява, — сказал Джим.

Машина Уильяма пожирала дорогу. Она взлетела на холм и нырнула вниз, словно дельфин, катающийся на океанской волне. Джим подумал: «Пока, пингвины», — и посмотрел назад. Автомобиль с монахинями был уже на гребне холма, его фары злобно сверкнули. Он набирал скорость и двигался почти неуловимыми для глаза рывками, как будто исподтишка воровал пространство.

— Вот это да! — удивился Уильям. — А их катафалк тоже кое-что может. Эти тетки неплохо жмут.

— Какая у них машина? — спросил Джим.

— Черная, — сказал Уильям.

— Ха! Тоже мне знаток.

— А ты сам-то знаешь?

Джим не знал. Он снова посмотрел назад. Машина с монахинями была уже близко: черный, блестящий под луной зверь на колесах нависал над машиной Уильяма, его фары заливали салон ярким белым светом. Джим ощущал себя рыбкой в аквариуме, который поставили посреди театральной сцены.

— Да что у них там под капотом?! — воскликнул Уильям. — Гипердрайв?

— Эти монахини, — сказал Джим, — они, похоже, серьезно настроены.

— Поверить не могу. Они у меня на бампере сидят.

— Притормози. Это заставит их сбросить скорость.

— Нельзя — слишком близко, — проговорил Уильям. — Как бы кишки по дороге не размазать.

— Разве монахини так могут поступать?

— Эти могут.

— А! — сказал Джим. — Я понял. Хеллоуин. Это не настоящие монахини.

— Тогда давайте зададим им жару! — крикнул Гарольд и, когда монахини стали обгонять их справа, опустил окно. Стекло на машине монахинь тоже ушло вниз, Джим повернулся посмотреть — монахиня и правда была уродливой, даже еще уродливей, чем он думал. Она выглядела не очень-то живой, и ее одеяние было не черно-белым, а лилово-белым. Или это так казалось из-за лунного света и света фар. Губы монахини разошлись, открывая зубы — длинные и такие желтые, как будто она смолила сигареты десять жизней подряд. Один ее глаз был похож на протухшую фрикадельку, а ноздри смотрели вперед, словно пятак у свиньи.

Джим сказал:

— Это не маска.

Гарольд высунулся из окна и, размахивая руками, завопил:

— Ты такая уродина, что тебе, наверно, приходится ловить трусы по всей комнате, чтобы их надеть!

Гарольд продолжал распинаться, и некоторые из его фразочек вполне соответствовали действительности, как вдруг одна из монахинь, та, что сидела ближе всего к окну, привстала и потянулась к Гарольду. В руках у нее оказался обрезок доски — или, скорее, бруска сечением два на четыре дюйма. Рукава ее монашеского одеяния задрались выше локтей, и Джим заметил, что руки у нее тонкие, как палки, и бледные, как рыбье брюхо, а сами локти узловатые и сгибаются не в ту сторону.

— Быстро залезь обратно! — крикнул Джим Гарольду.

Гарольд взмахнул руками и проорал что-то еще, но тут монахиня ткнула бруском, который из-за неправильности ее локтей врезался в его голову под странным углом. Раздался хруст — то ли бруска, то ли черепа Гарольда, — и он упал вперед, животом на опущенное окно. Его колени колотились о дверь, задница висела в футе от пола, одна нога болталась в воздухе. Асфальт срывал кожу с его пальцев.

— Монахиня ему двинула, — сказал Джим. — Доской.

— Что? — не расслышал Уильям.

— Ты глухой? Она ему двинула.

Джим отстегнул ремень безопасности, перегнулся назад и втащил Гарольда за рубашку обратно в машину. Голова Гарольда выглядела так, будто ее раздавили в тисках. Повсюду была кровь.

Джим сказал:

— Уил, кажется, он мертв.

БАМ!

Джим подпрыгнул от неожиданности. Отпустив Гарольда, он вернулся на свое сиденье и посмотрел в окно. Монахини ехали так близко, что смогли достать доской до машины Уильяма. Черный монстр упорно прижимался к их борту.

Еще один взмах доски — и боковое зеркало разлетелось вдребезги.

Уильям попытался вырваться вперед, но машина монахинь держалась рядом, оттесняя его влево. Потом они ударили Уильяма в борт, его развернуло и бросило на обочину. Машина сделала боковое сальто и скатилась с насыпи в лес, разбрасывая листья, хвою и грязь.

* * *

Джим пришел в себя, лежа на спине возле машины. Он пошевелился, и все завертелось, затем медленно собралось вместе и обрело привычные очертания. Его выбросило из автомобиля, как и Уильяма, который валялся неподалеку. Сама машина лежала на крыше, колеса еще вращались, из-под капота вырывались облачка пара — чистые, как отбеленный хлопок. Постепенно колеса остановились, словно старые часы, у которых кончился завод. Лобового стекла не было, три из четырех дверей сорвало и разбросало по сторонам.

Автомобиль