Про людей и ямадутов - Алексей Косминов

— Нуууу…

— Вот, я об этом и говорю. А интересы у него есть. Настоящие. Глубокие. И он даже пробовал с тобой их обсудить, но ты пропустил эти его слова мимо ушей. Помнишь? Припоминаешь что-нибудь такое?

— Ты имеешь ввиду… Это… Как они с мальчишками…

— Нет, Юлдашев… Не с мальчишками. Короче. Он уже вернется сейчас. Я прошу тебя подумай о том, что можешь пропустить попытки твоего сына стать твоим другом. Не просто быть тем, кого ты хочешь и готов в нем увидеть, а стать реально близким человеком. Попытайся рассмотреть его, услышать его. И поддержать. Ему очень это нужно. Только ради этого он ходит на тренировки. Он не ты, он другой, но он твой сын.

— Так что же ему интересно, ты скажешь наконец?

Наташа развернулась навстречу подбежавшему сыну.

— Спасибо, мой родненький, — сказала она принимая от Матвея слойку.

Вечером после ужина Башкир зашел в детскую комнату, где сын трудился на домашкой по русскому.

— Получается, — поинтересовался он, положив руку на мальчишечью голову.

— Ага, — оживился тот, — уже заканчиваю! Может сыграем в драки на приставке, пап, когда допишу?

— Сыграем, сынок, улыбнулся тот.

Они трепали кнопки джойстика и задорно кричали в азарте целый час, выкручивая кульбиты мрачным Саб-Зиро и визглявым Лю Каном из «Мортал комбат».

Неожиданно Башкир отвел лицо от экрана и взглянул на Матвея.

— Сынок а расскажи мне, что еще тебя привлекает. Ну чем ты любишь заниматься? Любишь же чем-то? Ну еще, кроме карате.

Сын застигнутый врасплох, заморгал и осекся. Помолчал растерянно немного.

— Я люблю рисовать, пап. Рисую собак. Хочешь, покажу тебе свои рисунки.

— Рисуешь, — изумился Башкир, — надо же… Ну покажи.

Матвей не спеша поднялся и пошел к столу, вынул из него альбом и протянул отцу. Пока Константин листал страницы с собачьими мордами разных типов и размеров, мальчик внимательно и с ожиданием смотрел на отца.

Сам же Башкир оказался немного растерялся: что ему делать с этим открытием? Как реагировать? Собаки местами были довольно неплохо прорисованы, насколько он мог судить. Встречались очень милые натуралистичные морды и убедительные в своем движении тела. Но это же всё такая, в сущности, ерунда. Это развлечение, да, почему бы и не порисовать иногда, но при чем тут тренировки и соревнования. Карате, это же очень прикладной навык, это полезно для здоровья и формирования растущего организма! Это дает спокойствие и уверенность, и в коллективе и на улице. Это позволит в будущем нарастить на эту базу другие более серьезные навыки и стать человеком, которого невозможно запугать, которым невозможно манипулировать угрозами или нападками.

— Ну что сынок, это очень неплохо. Ты прям молодец. Особенно вот эта…

— Правда! — вскинулся мальчишка, — тебе нравится пап⁉ Это Бим! Это мы с мамой старый фильм посмотрели «Белый Бим черное ухо» и я его, Бима нарисовал! Тебе правда нравится⁉

— Нравится, — подтвердил отец, но видимо, так неуверенно, что Матвей вдруг как-то сник. Тут Башкир поразился тому, как явственно ощутил, что сын словно бы почувствовал, что минута заинтересованности отцы прошла и наступает время другой части разговора. Он действительно хотел было проговорить своё «но», за которым должна была последовать серия аргументов о необходимости тренировок, однако почему-то остановился.

— Ты ведь больше не хочешь тренироваться, верно?

Сын почти незаметно вздохнул, поднялся с дивана, взял из рук Башкира альбом и встал перед ним словно подсудимый перед присяжными. Маленький, ссутулившийся, но неудаляемый, твердый. Как точка в конце предложения.

— Я не хочу никого бить, — угрюмо вымолвил он, не глядя на отца.

Башкир испытующе следил за сыном и снова отмечал, что нет в его поведении робости. Есть какая-то очень взрослая решимость к выбору. Вместе с тем, он понимал, что тот подчинится его требованию, сделает как велит отец, не станет канючить и торговаться. Это сбивало с толку. Капитан Юлдашев был боевой офицер, он знал, как вести себя со взрослыми, очень отдаленно догадывался, как нужно вести себя с детьми. Но как быть с этим героем он не знал.

Сын был словно маленькая осажденная крепость, которой нечем защищаться, у которой нет никаких шансов на победу, но есть флаг, есть мнение и она готова принять свою судьбу, готова принять поражение, но флаг этот она не спустит и не подменит. На секунду Башкир почувствовал себя беспомощным. Он почувствовал, что ему нечего сказать этому мальчишке, нечему его научить. Однако спустя эту секунду он прогнал наваждение и проговорил со вздохом:

— Хорошо. Это твой выбор. Однако я прошу тебя ещё раз подумать о том, что тебе в жизни может дать сила. И подумать, что может дать это… увлечение. Спокойной ночи, сын.

Он встал, положил руку на плечо неподвижного Матвея и вышел из комнаты.

Глава 10

«Макс. Захват Ямала»

Перейдя на боевой канал Рус кратко известил командиров групп о плане Казино.

В этот время молодой штурмовик снова вызвал оборону. Ему ответил другой голос, более уверенный и взрослый.

— Принимаю тебя хорошо, Казино. Меня зовут Шеремет. Всё обсудили. Готовы работать с тобой. Какой план, какие действия? Прием.

— Шеремет, будь здоров. Сперва опиши мне обстановку. Что, где. Что бы я план прикинул. Приём.

— Обстановку такая. Первый, второй, третий этаж мы оставили. Противник сейчас на четвёртом. Мы на пятом. Переход на этаж по трем лестницам: центральная и две боковые, пожарные. Держим все три. На лестницах установил три МОНки с дистанционным подрывом. За нами, на пятом, в дальних от центральной лестницы частях коридоров, в номерах женщины и дети. Как принял?

— Принял. Вооружение у вас какое? У них какое? Что у вас с БК?

— Нас тут с оружием 15 человек, включая меня. Шесть, нет, семь АК, четыре двухстволки 12 калибра и четыре ПМ. В среднем на каждого один-два магазина осталось. У противника автоматическое оружие, вероятно АК с подствольниками. Много слышали хлопков, когда они второй и третий брали. Также у них есть снайпера снаружи. Как принял?

— Принял. Какие потери у них, у вас?

Час назад санаторий защищало 52 человека. Сейчас, как я сказал нас осталось 15 и четверо раненых, которых успели вытащить. Подтверждённые потери их: два человека, порвало МОНкой на правой лестнице. Так там и лежат. О других их потерях не знаю,