Повести и рассказы - Джо Р. Лансдейл

То, что ты научился делать, — это все по воздуху, а вот с партнером — это уже другое дело, но такая учеба не дается даром. Если бы я не проходил мимо, ты уже вылизывал бы чью-то задницу и называл бы ее мороженым. Я вот что тебе скажу, сынок. Никогда этого не делай. Только если это попка какой-то дамочки и тебя пригласили попробовать. Если кто-то хочет заставить тебя сделать это, ты раньше должен умереть. Сделаешь это один раз, и до конца дней твоих у тебя во рту будет вкус дерьма.

— Я думаю, это лучше, чем быть мертвым, — сказал Марвин.

— Не, ни то, ни это не лучше. Я тебе расскажу. Когда-то у меня был маленький пес. Натуральная кроха, но бойцовское сердце размером с целую прерию. И вот мы с ним ходили гулять. Однажды идем, гуляем — кстати, недалеко отсюда, — и вдруг из мусорника высовывается морда немецкой овчарки. Крутой, злобный, опытный пес — и эта овчарюга бросается на моего малыша. Майк его звали. Завязалась лютая драка. Майк не сдавался. Дрался насмерть.

— И он погиб?

— Не. Погибла овчарка.

— Майк убил овчарку?

— Не. Конечно, нет. Я тебя подкалываю. Я врезал овчарке деревянным бруском, который подобрал там же. Но урок здесь вот в чем: делай все, что в твоих силах, но иногда приходится надеяться на то, что кто-то окажется рядом, и на твоей стороне, и с бруском в руках.

— Хотите сказать, что я Майк, а вы человек с бруском?

— Я хочу сказать, что драться ты ни хрена не умеешь. Вот что я хочу сказать.

— А что стало с Майком?

— Сбил его грузовик, за которым он гнался. Он был крутой и смелый, только вот ума ему недоставало. В общем, вроде тебя. Ты, правда, еще не крутой. Другой недостаток — ты не пес. И еще: я уже дважды спасал тебя, так что ты мне кое-что должен.

— И что же?

— Ну, ты же хотел научиться драться, так?

Марвин кивнул.

— А мне нужен спарринг-партнер.

Дом старика находился недалеко от места драки. Это было большое двухэтажное бетонное строение с заколоченными окнами. Когда они подошли к входной двери, старик достал связку ключей и начал открывать один замок за другим. При этом он говорил:

— Держись начеку. Мне приходится быть осторожным, когда я открываю двери, потому что всегда находится козел, который хочет вломиться. Мне доводилось учить таких остолопов не раз и не два. Потому я и держу строительный брусок в баке.

Марвин посмотрел. В большом мусорном баке торчал солидный брус. И кроме бруса, в баке ничего больше не было.

Старик открыл все замки, и они прошли внутрь. Старик щелкнул выключателями, и все залил яркий свет. Потом он вернулся к двери и снова закрыл все замки. Они прошли по узкой прихожей, выйдя на широкое — очень широкое — место.

Там была кровать и открытый туалет у дальней стены, а у противоположной стены длинный стол из планок и несколько стульев. На столе стояла электроплитка, а над столом и немного в глубине — полки с консервированной едой. Там же стоял старинный холодильник, из тех, что овальной формы. Он громко жужжал, почти ныл, как больной ребенок. Рядом со столом находилась раковина, чуть дальше — душ с занавеской, подцепленной на металлическую дугу. Занавеска когда-то была зеленой. Под афишами на стене стоял телевизор, и рядом с ним — несколько мягких стульев, из которых вовсю лез поролон.

В центре помещения располагался боксерский ринг. На ринге — толстый мат, дырки в котором были заклеены строительным скотчем. На выцветших от солнечного света афишах изображены мужчины в трико, застывшие в боксерских или рестлинговых позах. Одна из афиш гласила: «Дэнни Бакка, Икс-мен».

— Это я, — сказал старик.

Марвин повернулся и посмотрел на старика, потом снова на афишу.

— Это я еще до морщин и до больных коленей.

— Вы были профессиональным рестлером? — спросил Марвин.

— Нет, обувью торговал. Ты медленно врубаешься, парень. Хорошо, что я сегодня решил еще раз прогуляться, а то мухи имели бы тебя на обед.

— А почему вас звали Икс-мен?

— Потому что если ты выходил на ринг со мной, тебя можно было вычеркивать из списка. Ставить крестик на твоей фамилии. Черт, думаю, поэтому. Это было так давно, что я уже не совсем уверен. А тебя-то, кстати, как зовут?

— Марвин.

— Хорошо, Марвин, давай с тобой выбираться на ринг.

Старик легко нырнул под канаты. Марвин обнаружил, что канаты натянуты очень туго, и пролезать между ними оказалось сложнее, чем он думал. Уже на ринге старик сказал:

— Дела будут такие. Я собираюсь преподать тебе первый урок, а ты будешь меня слушать.

— О’кей.

— Что я хочу — и я тебе мозги не морочу, — я хочу, чтобы ты ринулся на меня со всей дури. Пытайся бить меня, завалить меня, откусить мне ухо. Что угодно.

— Я не могу травмировать вас.

— Я это знаю.

— Я не говорю, что не хочу, — сказал Марвин. — Я говорю, что не могу. Вы дважды избили типа, с которым у меня были проблемы, и его дружков, а я ничего не мог сделать, поэтому я знаю, что не смогу причинить вам боль.

— Здесь ты прав, паренек. Но я хочу, чтобы ты попытался. Это урок.

— Вы будете учить меня, как защищаться?

— Конечно.

Марвин атаковал в низкой стойке, планируя схватить старика за щиколотки. Старик присел — едва не сел на задницу — и провел быстрый апперкот.

Марвину показалось, что он летит. Потом падает. Огни в зале внезапно превратились в светящиеся пятна. Потом пятна исчезли, и остался сплошной яркий свет. Марвин перевернулся на мате и попытался встать. Глаз у него ужасно болел.

Сидя, он сказал:

— Вы меня ударили.

Старик стоял в углу ринга, облокотившись на канаты.

— А вот не слушай всякую хрень, когда кто-то говорит: «Иди достань меня». Эти глупости приведут тебя к тому, что тебе не понравится. Веди свою игру.

— Но вы же мне сказали это сделать!

— Верно, парень, я сказал. И это твой первый урок. Думай своей головой и не слушай ничьих дурацких советов. Веди, как я сказал, свою собственную игру.

— Да у меня нет своей игры, — сказал Марвин.

— Мы оба это знаем, паренек. Но мы можем это поправить.

Марвин осторожно прикоснулся к глазу:

— Так вы собираетесь меня учить?

— Да, и вот тебе второй урок. Ты должен слушаться каждого мать-его-слова, которое я произнесу.

— Но вы сказали…

— Я знаю, что я сказал, но