Повести и рассказы - Джо Хилл

Она смяла листок и бросила на крыльцо. Обвела взглядом голые деревья, голую землю, островки пожелтелой травы. Стояла так, должно быть, с минуту. Но даже деревья застыли в неподвижности, и ни один порыв ветра не колыхал их ветвей. Словно все вокруг замерло вместе с Мэл, ожидая, что будет дальше.

И ничего не происходило.

Смятый бумажный шарик Мэл оставила на крыльце, пошла в спальню, достала из шкафа М4. Села в спальне на пол, собрала и разобрала винтовку трижды — все три раза за двенадцать секунд. Затем сложила все детали обратно в кейс, вместе со штыком, и убрала под отцовскую кровать.

Два часа спустя в «Милки Уэй» Мэл нырнула под стойку, чтобы поставить на сушку вымытые стаканы. Только что из посудомойки, они обжигали пальцы. Поднялась с пустым подносом — и увидела, что из-за стойки покрасневшими, слезящимися глазами смотрит Глен Кардон. Лицо у него опухло, лохматый, словно только что вскочил с кровати, и таращится на нее в каком-то ступоре.

— Мне надо кое о чем с тобой поговорить, — сказал он. — Я все думаю, нет ли какого-то способа вернуть мое обручальное кольцо. Ну хоть какого-нибудь способа!

Кровь отлила у Мэл от головы, будто она сидела и слишком быстро поднялась на ноги. Ладони на миг словно онемели, затем в них неприятно, почти болезненно закололо.

«А где же полиция? — мысленно спрашивала она. — Может, он решил сначала попытаться уладить дело миром, без копов?» Хотела что-то ему сказать, но не находила слов. Она и не помнила, когда в последний раз чувствовала себя настолько уязвимой, незащищенной, открытой со всех сторон.

А Глен продолжал:

— Жена проплакала все утро. Делала вид, что все в порядке, но я-то знаю. Заперлась в спальне и не захотела меня впускать, сказала: все в порядке, не беспокойся, иди на работу. Но я-то слышал, какой у нее был голос. Знаешь, это ведь обручальное кольцо ее отца. Он умер за три месяца до нашей свадьбы. Понимаю, есть в этом что-то от Эдипова комплекса — вручить жениху кольцо своего отца. Ну не Эдипова, но ты понимаешь, о чем я. Как будто за отца выходишь замуж. Она очень любила своего старика.

Мэл кивнула.

— Если бы украли только деньги, я бы Хелен и не сказал ничего! Сам виноват. Напился — и вот, пожалуйста. Пью я многовато, это правда. Пару месяцев назад Хелен написала мне записку о том, что слишком много пью. Спрашивала: может, это потому, что я с ней несчастлив? Наверное, и проще было бы жить с женщиной, которая на тебя просто орет. Чем так… Я напился, спьяну продолбал кольцо, принадлежавшее ее отцу, — а она просто обнимает меня и говорит: слава богу, сам ты цел!

— Мне очень жаль, — произнесла Мэл.

Хотела добавить, что все вернет, и кольцо, и деньги, и в полицию с ним пойдет, если он захочет, — но вдруг остановила себя. Он же ни в чем ее не обвиняет. И о краже говорит безлично: «украли», «продолбал». Не «ты украла».

Глен порылся в кармане пальто и достал пухлый белый конверт офисного типа, чем-то туго набитый.

— Весь день сегодня на работе сидел как больной, ни о чем другом думать не мог. И вот что придумал: можно повесить в баре объявление. Ну знаешь, как вы иногда вешаете: «Пропала собака, если вы видели…» — и так далее. Только это — о пропавшем кольце. Те, кто меня ограбили, наверняка здешние завсегдатаи. Кто еще мог бы оказаться на стоянке перед баром среди ночи? Они придут в следующий раз и увидят.

Мэл молча смотрела на Глена. Не сразу поняла смысл его слов; и, когда до нее дошло — дошло, что он ни в чем ее не подозревает и не обвиняет, — вместо радости она, к собственному удивлению, ощутила что-то вроде разочарования.

— Комплекс Электры, — сказала она. — Любовь между отцом и дочерью — это комплекс Электры. Не Эдипа. Что в конверте?

Глен заморгал: настала его очередь напряженно размышлять над смыслом сказанного. Едва ли кто-то здесь знал или помнил, что за счет Дяди Сэма Мэл окончила колледж. Там изучила и арабский, и психологию — а что толку? Теперь без всякой степени стоит за стойкой «Милки Уэй». Рассчитывала разделаться с последними кредитами и закончить учебу, вернувшись из Ирака; однако где-то в середине пути этот план вылетел в трубу.

Наконец Глен оправился от шока и ответил:

— Деньги. Пятьсот долларов. Пожалуйста, подержи их у себя.

— Объясни.

— Я думал, что́ написать в объявлении. Наверное, стоит предложить вознаграждение за кольцо. Человек, который его украл, не придет же просто так и не признается! Даже если я пообещаю не идти в полицию, он не поверит. И вот что я придумал: здесь нужен посредник. То есть ты. В объявлении будет сказано: отдайте кольцо Мэллори Греннан, и она без всяких вопросов выплатит вам награду. И что тебе можно доверять, что ты ни мне, ни полиции не скажешь, кто это. Тебя люди знают. Думаю, большинство здешних тебе поверит. — И подтолкнул к ней конверт.

— Глен, забудь об этом. Никто не вернет тебе кольцо.

— Давай посмотрим! А вдруг вор в ту ночь тоже был пьян? Вдруг теперь раскаивается?

Мэл рассмеялась.

Глен неловко улыбнулся в ответ. У него порозовели уши.

— Ну… да, но… а вдруг?

Долгое мгновение она смотрела на него, затем сунула конверт под стойку.

— Ладно. Пиши свое объявление. Я его распечатаю и расклею по бару. Через неделю, когда никто не появится, верну тебе деньги и пришлю пива на дом.

— Может, лучше имбирного эля, — ответил Глен.

В конце концов Глен ушел; но сперва Мэл пришлось пообещать, что она расклеит объявления и на стоянке. Едва закончив приклеивать их к фонарям, она вдруг заметила листок бумаги, сложенный втрое и заткнутый за «дворник» отцовской машины.

Отпечаток на этом листе был непохож на два предыдущих: те грубые, почти квадратные, а этот нежный, узкий, овальной формы. Женственный. Три больших пальца — и все разные.

Листок она скомкала и метко бросила в мусорный бак возле столба с телефоном-автоматом, а сама поскорее убралась домой.

В Абу-Грейб наконец прибыла 82-я дивизия — обеспечить силовую поддержку и прищемить хвост тем сукиным детям, что обстреливают тюрьму каждую ночь. Началась осень, и с ней рейды по городу в районе тюрьмы. В первую неделю операции патрулей и