Ведун - Александр Владимирович Мазин

С намеком сказал. Если вдруг вздумается Мальцу сбежать.

Бежать, однако, не хотелось. У Дедки сытно, интересно, а порой и весело. А что страшно, так это пока. Вот выучится Малец, станет ведуном, тогда уж его все бояться станут.

Эта мысль грела не хуже меховой шубки. И забылось понемногу, как Дедко ему очи запекал.

И уже не верилось, когда Дедко внушал, нацелив Мальцу в глаз палец: «Страх, он теперь навсегда с тобой, малой. У волчка — вой, у ведуна — страх. И в нем, внутри, и вокруг него. Как он уйдет, так и ты уйдешь за Кромку».

«Ты, что ли, тоже смерти боишься?» — спросил Малец.

«А то. Я ведь живой покуда. Иль ты думаешь, не я это, а мертвец костеногий?»

И захихикал. Пошутил, значит.

А Мальцу — не смешно. А вдруг Дедко и в самом деле — мертвец? С ним ведь ничего не знаешь доподлинно. Он же ведун. Ведуны за Кромку шастают, как блудливый кошак — на соседний двор. Хоть по Калинову мосту ходят, хоть напрямки. Им людской покон не указ. У них — свой. Помер, ожил — и снова по земле живых ходит.

Такой вот он, Дедко. Не поймешь, то ли врет, то ли пугает, то ли правду говорит. Хотя его правда такая иной раз, что лучше бы врал. Вот как тогда с ведьмой было.

А было так.

Дедко разбудил Мальца среди ночи.

Молча бросил ему свиту, шапку и шубу.

Малец так же молча оделся. Обул меховые сапожки, которые Дедко ему справил к зиме, черпнул ледяной водицы из кадушки, мазнул по лицу, прогоняя сон.

Уже выходя, увидал, как Дедко вгоняет в притолоку заговоренный ножик.

Ножей у Дедки много. Но три — особенные. Один жизнь пьет, другой силу, третий — храбрость. На каждом — заговор, в каждом — душа скованная, голодная. Так Дедко говорил. И трогать эти ножи без дозволения никому нельзя. Не то умрешь смертью страшной, а душу Морена проглотит.

А еще Малец видел, как ведун ножи зельями смазывал.

В притолоке Дедко оставил тот, что от храбрости. Значит, уходят они нынче надолго.

Нет, не уходят, уезжают.

Во дворе ждали большие санки, запряженные парой мохнатых лошадок. При санях трое: вой в полушубке, с копьем и надетым поверх шапки круглым шлемом, муж из господ, важный, с серебряной гривной на шее, и еще возничий. Этот, похоже, из холопов.

— Малого зачем? — проворчал недовольно тот, что с гривной.

— Ведьме на приманку, — отозвался Дедко, закрывая дверь в дом и подпирая ее полешком. — Ведьмы, они до молоденьких лакомы! — И подмигнул Мальцу.

Тот как всегда не понял: шутка или вправду, но всё же решил не пугаться. Дедко — хозяин рачительный. Стал бы он Мальца пестовать, чтоб после скормить какой-нибудь гадине?

— Садись, сиротинка, — вой шуйцей подхватил Мальца за ремешок и усадил внутрь саней. Заботливо прикрыл овечьим одеялом. — Он, небось, шутит, хозяин твой?

Лицо у воя широкое, борода — во все стороны, усы в сосульках, глазки маленькие, плечи широченные.

Малец дернул плечом.

— Шутит, шутит, — заверил вой, прыжком перемахнув через бортик саней и устраиваясь рядом. — Стал бы он тебя как боярича наряжать, если б ведьме подарить мыслил.

Малец закивал. Точно так и он думал.

А вот Дедко — нет.

— Вот тут ты верно сказал, человек, — проскрипел ведун, устраиваясь с другой стороны мальца. — Одежку-то снять придется. Не то замарается.

Возничий свистнул, лошадки тронулись не спеша.

Малец тут же задремал, прислонивший головенкой к воевой руке…

И проснулся от недовольного ворчания Дедки:

— Что они у тебя как дохлые, человек? Кормишь плохо? Этак мы до послезавтра ехать будем.

— Притомились коники, ведун, сам, что ли, не видишь? — так же ворчливо отозвался возничий. Щелкнул кнутом раз, другой.

Без толку. Сани так же неторопливо тащились по лесной дороге, ныряя в ямы, подскакивая на буграх.

— Мы к тебе еще засветло выехали, — словно извиняясь за что-то, проговорил вой. — Как узнали про ведьму, так и поспешили.

— Ко мне, значит, спешили, а теперь — не торопитесь, — буркнул Дедко.

— А что теперь спешить? — вой смял бороду, раскрошив сосульки. — Вот если бы тебя не застали, тогда пришлось бы еще кого искать. А теперь точно поспеем. Ведьма нам сроку до следующего заката дала. Откуп собрать.

— Так и откупились бы, — лениво проговорил Дедко. — Я, чай, тоже не за «благодарствую» помогать буду.

— Так тебе дашь — и ты уйдешь, — вмешался муж с гривной. — А ведьма как присосется, так пока досуха не высмоктает, не отпустит.

— А может, и не ведьма она, — так же лениво продолжал Дедко. — Может, дурит вас?

— Не-е! — уверенно возразил муж с гривной. — Чаровница исконная. Батя мой, староста наш, ей княжьим гневом пригрозил, так она на него палкой махнула и испортила. Слег батюшка и не встает, хотя допрежь крепок был. Она, дрянь такая, на всех в деревне пообещала порчу напустить, ежели не откупимся.

— А ну как она на меня палкой махнет — и я тоже слягу? — поинтересовался Дедко.

— Не будет того. Ты ж ведун. Вас ни яды, ни порча не берут! — уверенно заявил муж с гривной. И вдруг усомнился: — Иль вранье это?

— Правда, правда, — успокоил Дедко. — Ущучим мы ведьму. Верно, малой?

— Ага! — охотно подтвердил Малец. — Ты, Дедко, кого хошь заборешь! Без всяких приманок.

— Спужался всё же, малой, — хихикнул Дедко. — Ну за испуг я тебя после спрошу, а нынче надо бы коняшек поторопить. Этак мы до завтра в санках трястись будем.

— Не побегут они шибче, — буркнул возница. — Сказал же: притомились. Устал — так на лыжи встань да беги рядом.

— Холоп у тя больно разговорчив, человек, — с легкой угрозой процедил Дедко. — Давай я ему язык отрежу? Забесплатно.

— Он верно говорит, — поддержал возницу муж с гривной. — Устали лошадки. Идут как могут.

— Да ну? — прищурился Дедко.

Малец знал этот прищур. И еще знал: недоволен Дедко. А когда Дедко недоволен, лучше сразу запрятаться куда-нибудь и сидеть тихонько.

— Показать тебе, как они могут? — поинтересовался Дедко у мужа.