Требуха – китайский дракон - Михаил Северный

Деревня открылась внезапно. Деревья будто распахнулись навстречу открывая долину, наполненную избушками, окруженную каменным муром и лесом. Выглядело село заброшенным и неживым, неудивительно — город уничтожает деревню столетиями, а после развала Союза просто пожирает его не разжёвывая, но в одной избушке свет в окнах горел.

«Мама», — сказал Костян так, что сердечко у меня защемило. Сказал и остановился. Тропинка вела вниз в долину и заканчивалась там, где начиналось село, а мы стояли вверху, как пришедшие в ночи захватчики и смотрели сверху вниз, ожидая команды.

— Твоя хата? — Андрюха уже стоял рядом с Костей, оттеснив меня и помахивая сумкой. Голова Требухи непокорно торчала из глубин сумки и тоже смотрела вниз. Костян кивнул.

— А чего она не спит? Старость не радость?

Опять кивок.

Неуверенно…

— Пойдем, что ли?

И мы пошли.

* * *

Первым нас встретил «домовой». Ну то есть я первый его заметил, мелькнул волосатый бок за ближайшим забором и исчез будто и не было. Костян летел на крыльях ностальгии и ничего уже не видел вокруг, Андрюха пытался закупорить дракона в сумке и тоже не заметил, а я увидел. Правда сначала я подумал, что показалось. Всё-таки ночь, уродливая деревня вокруг, всякое может померещиться. Фиг там, окрик за спиной не дал соврать.

— А ну стоять, голубки!

И характерный звук. Мы медленно и синхронно оборачиваемся и видим нечто волосатое, бородатое и с ружьем нацеленным мне в живот. Нужно было первым идти. И да, мне не показалось.

— Руки вверх, молодёжь и сумку на землю ставь, лысый! — уверенно шамкает беззубым ртом пришелец. Я первый делаю всё как нужно, потому что словить заряд в живот совсем не хочется. Хоть перед нами и старик, но руки у него не дрожат и нажать на спусковой крючок наверное сможет.

Андрюха медленно ставит сумку на землю, прямо в одинокую лужу, и у меня мелькает мысль о том, что дракону будет холодно, а днище у сумки испортится, и вообще жалко — хорошая вещь.

— Дед, только спокойно, — медленно говорит Андрюха, — мы свои.

— Свои, как же. В три часа ночи свои не ходят. Вы кто такие? Я вас не знаю!

— Дед Игнат? — говорит Костян и идёт к нему.

— Э-Э, — говорит Андрюха, Костян перешагивает через сумку, хлопает меня по плечу и говорит: «Это дед Игнат, всё нормально!» и бросается на домового.

Я закрыл глаза и с ужасом ждал выстрела. Но выстрела не случилось. Случились обнимашки.

— Однако, — тихо пробормотал Андрей, наблюдая за встречей старых знакомых. — Всё-таки не любят тут городских.

* * *

Дед оказался из местных. Один из тех, кто остался доживать в разваленном перестройкой селе. А так как он был ещё и лесником в прошлом, то нам повезло что Костя рядом. Стрелять дед умел. А вот одеваться не очень — я шёл замыкающим и разглядывал его старый, желтый от старости ватник, и огромные неудобные сапоги, и нечёсанную, нестриженную башку, и борода выглядывала… Следить за собой егерь разучился еще во времена Первой Октябрьской Революции. Тем не менее напуганы были мы, а не он. Вот что значит фраза «Прав тот, у кого ружьё».

— Долго тебя не было, Костя, — говорил он по дороге. — Сколько лет не видел мать уже, а?

Костян только плечами пожал и покраснел.

— Занят он был, — помог Андрюха. — Жизнь тяжелая. Слышь, как говорит Бог «Не суди и не судим будешь».

Дед оглянулся на него и только хмыкнул, а грузить продолжил другого парня.

— Мамка-то ждала вас. И тебя, и брата. Всю жизнь тебя выглядывает, как свободное время у неё выпадает выходит к заборчику и в лес смотрит. Не появится ли сынок на дорожке.

— Могла бы и сама приехать, — спорил Андрей, хотя Костян о защите не просил. — Или через кладбище страшно бабке идти? Понимаю, слышь, мы тоже чуть не обосрались пока добрели.

— А сына нет. Сын городской. Городским собакам хвосты крутить выгоднее чем деревенским коровам, — продолжал долбить мозг бедному Костяну старый. — А мамка ждать вечно не будет. Вот брат — он молодец. Помогает матери, приезжает. Деньгами поможет, воды наносит. У нас ведь газа так и нет до сих пор, умрёт мамка, а так и не поживёт хорошо. Только обещают жирные твари — «всё для села», а сами деньги крадут. Врагов за границей ищут, ироды, а главные враги это ведь они и есть. Меня бы на минуточку в столицу с этим ружьем — я бы им показал, кто в стране и армия и закон.

«Мама», — остановился Костян.

* * *

Нет у меня ни слов, ни фантазии, чтобы такие встречи описывать. Я же не Пушкин.

Замер наш Костянчик и рот открыл, а на серёдке улочки бабулька стоит, вышла только из своей калитки и высматривает, кто идёт.

А друг наш узнал её. А она его, вот в чём дело. И встретились они взглядами. Старушка в платке, накинутом наспех, и в таких же, как у деда, страшных резиновых сапогах, а напротив — белый как мел Костя, и слёзы у него по морде летят, и руки дрожат.

А потом он на колени как ухнет и к матери руки протягивает, а она вдруг бежит, и я думаю: «Лишь бы не споткнулась, лишь бы не споткнулась».

Бах — и она падает на колени и обнимает другана нашего. Я отворачиваюсь и нос вытираю рукавом.

Андрюха подходит и сумку рядом ставит, смущённый, как будто на воровстве бутылки у ребёнка поймали.

Хорошо, что дракона не забыл и даже сейчас рядом держит.

А дед бубнит что-то, не смущаясь, кроет Костяна по совести, почём зря.

Дай людям вдвоём побыть, селюк необразованный, да что ему скажешь. Я ведь и сам в каком-то роде дед.

«Ну что же вы стоите!», — вдруг заговорила матушка Костяна. Оборачиваюсь, а они уже обнимаются, а дед всё бубнит, как заведенный. «Гости приехали, а мы их на улице держим. Игнат! А ну командуй!» И пошла совсем другая канитель. Жить стало хорошо и сытно.

Дед Игнат (лет сто ему, меньше не дашь) слушался маму Костяна, как старый солдат слушает президента — внимательно и с уважением. Сразу нас в обработку взял и в дом погнал. Хотел сумку подхватить, но Андрюха не дал (со всем уважением к возрасту)

Костя и его мама, остались позади, а нас завели