Новый год плюс Бесконечность - Сергей Челяев

— Бывает, — согласился дознаватель.

— Поклялся, значит, наш Аника-воин охранить ее, дурнушку-то нашу. А оборотню этому башку срубить и осиновый кол в сердце воткнуть. А другой кол — еще и в пасть забить. По самое, значит, не могу, — явно процитировал храброго парня помещик и крякнул в сердцах.

— Ну, тогда идем, — сказал дознаватель. — Да, вот еще… А жертвы, те, кого оборотень сам выбирал, бежать пробовали?

— Пробовали, — почесал в затылке Браславский. — Кого по дороге зверь загрыз, а кто был с охраной крепкой, те — да, в город добирались в сохранности. Но вместо них оборотень потом за каждого двоих загрызал. И, кроме того, вы нашу Марысю не знаете, пан Секунда. Она ведь у нас немного того… не в себе.

— В каком это смысле? — не понял Вадим.

— Болела в детстве головой сильно и по той причине слегка умом тронулась. Живет одна, на краю деревни. Да и парень у нее, прямо скажу, не то чтобы уж очень — калечный весь…

— Час от часу не легче, — пробормотал Вадим. — Как же они там управляются, вдвоем-то в часовне? До Нового года еще эвон сколько дней!

— И то правда. Одна надежда — на Бога.

Пан Митяй сосредоточенно почесал в затылке. Глянул дознавателю в глаза, вздохнул.

— Только насчет дня вы, господин Секунда, не сомневайтесь. Выбора-то нет. Зверь всегда в один и тот же день приходит. В тот, что обещал ведьме.

Вадим молча смотрел на помещика. Браславский накинул просторный овечий полушубок, зябко повел плечами. Обернулся, глянул дознавателю прямо в глаза.

— Завтра это будет. После полуночи.

Собравшись, они вышли на улицу. Во дворе их уже ждали верные Пятрас с Арунасом. Браславский только носом крутанул — ишь ведь какие ушлые! Когда они только вышли — и не заметил.

Перекрестившись, дознаватели зашагали под черным беззвездным небом.

Снег лежал мягко, как тополиный пух в теплом июне. В руках помещик нес масляный фонарь на длинной палке, и его свет тревожно бежал и метался впереди по узкой и неутоптанной тропинке.

Часовня стояла далеко на отшибе. Судя по тому, что к ней не было крепкой дороги сквозь сугробы, ходили сюда редко. Вчерашний мокрый снег, перед тем как ударил мороз, облепил плетни и стены домишек, плотными шапками лежал на крышах, несмотря на дым и тепло печных труб. Все строения и предметы здесь казались раздутыми, неестественно увеличенными. Точно кто-то накинул на вотчину Браславского белоснежную ноздреватую шубу и укрыл ею деревню от посторонних внимательных глаз, что смотрели на нее из лесных чащ и высоких дубрав, поросших густым кустом местного, щедрого на ягоду боярышника и ветвистого бересклета.

Вокруг часовни было натыкано несколько заплетенных иссохшим ивняком кольев, очевидно, долженствующих изображать забор. Еще один короткий и массивный кол, конечно же, осиновый, сжимал в руках тщедушный детина с чистыми, честными и наивными глазами. Они воинственно и настороженно горели под длинными русыми космами. Завидев Браславского, детина заметно смягчился и, обменявшись с паном Митяем парой коротких реплик на местном, торопливом и шепелявом диалекте, посторонился, пропуская дознавателей в часовню. Шапки, однако, он перед ними не снял, хотя Вадиму это и было без нужды.

Девушку они отыскали не сразу. В маленькой комнатке без окон, кроме одного, крохотного и зарешеченного, словно предназначенного для исповедей, на полу лежал тощий продавленный тюфяк. На нем, пугливо поджав ноги, забилась в уголок худенькая изможденная девушка, закутанная в ворох старых выцветших одеял.

У нее были серые, почти мышиного цвета волосы, маленький нос, большой птичий рот и огромные глаза. Быть может, если ее хорошенечко отмыть, расчесать и накормить, она выглядела бы более женственно. Сейчас же эта девушка более всего напомнила Вадиму нищую побирушку, каких прежде немало моталось по округе. Покуда убогие не разбежались в страхе перед беспощадным волком-оборотнем. Руки девушки были исцарапаны, точно день-два назад она продиралась сквозь густой и колючий кустарник. Вадим глазами указал Арчи на руки девушки, и тот еле заметно кивнул, мол, вижу.

Пьер тем временем обошел часовню, заглянул во все двери, проверил окна, в том числе и заколоченные. Одно из окон было заложено кирпичом, и средний дознаватель Пятрас Цвилинга велел младшему дознавателю Арунасу Шмуцу белкой забраться под потолок и проверить прочность кладки. Что тот и сделал, выказав при этом похвальное рвение и немалую сноровку.

Старший дознаватель Секунда тем временем присел подле девушки и тихо беседовал с ней. Та по большей части молчала, пугливо следя за руками сдержанно жестикулировавшего дознавателя. Так молодая подраненная оленуха смотрит на волка, чьи горящие глаза она вдруг увидела меж ветвей совсем близко, всего лишь в нескольких шагах.

— Ясь со мной, — изредка повторяла она, качая головой из стороны в сторону, словно в полузабытьи. — Видит Бог, он меня в обиду не даст.

Некоторое время Вадим внимательно смотрел на нее, слушал, после чего задал тихий и короткий вопрос. Та на миг остановилась, будто прислушиваясь к звукам голоса незнакомого ей важного господина, но тут же обхватила руками себя за плечи и вновь принялась размеренно покачиваться из стороны в сторону, как маятник. Вадим раздраженно обернулся к стоящему поодаль Браславскому.

— Что у нее с зубами?

— А чего такого? — встревожился помещик и, быстро подойдя, присел рядом.

— Попросите ее открыть рот, — велел Вадим.

Браславский кивнул и заговорил с девушкой на местном жутком диалекте, словно целиком состоящем из шипящих. Та выслушала и резко замотала головой. Вадим почувствовал, что его терпение улетучивается гораздо быстрее, чем следовало.

— Арунас, Пятрас! Разожмите ей зубы…

Слуги немедленно подбежали, наклонились над девушкой. Арчи без всяких церемоний быстро ухватил девушку за нос, крепко сжал его сильными пальцами и потянул голову вверх. Глаза девицы при этом чуть не выпрыгнули из орбит, она задохнулась, разинула рот. В тот же миг Пьер сунул ей меж зубов невесть откуда взявшийся у него в руке широкий нож с бархатистой рукояткой из ноги косули. Мягкий рыжий подшерсток почти скрывал острие черного копытца..

— Нож! — наставительно сказал Пьер девушке, уставившейся на него круглыми обезумевшими глазами. — Острое! Понятно?

Та в страхе кивнула. Пораженный помещик Браславский, также разинув рот, взирал на методы дознания столичных гостей. Эти времени даром не теряли!

— Если сомкнешь губы, тут же разрежешь себе рот, — без обиняков предупредил Пьер.

— Потом всю жизнь широко улыбаться будешь! — мечтательно прошептал над ее головой Арчи, удерживая девушку за плечи от ненужных и опасных движений.

Девушка быстро заморгала глазами, соглашаясь, после чего стала медленно раскрывать рот. И правильно сделала, поскольку Пьер уже принялся осторожно поворачивать лезвие у нее между зубов, понуждая девицу раскрывать рот как можно быстрее и шире. После чего он ловким жестом фокусника вынул нож — на губах и деснах девушки не осталось ни кровинки, и продемонстрировал его девушке, покачав перед самым ее носом. Затем Пятрас аккуратно вытер лезвие о штанину и убрал за полу, в невидимые ножны.